Сегодня этот текст у многих моих читателей вызовет усмешку и несколько дежурных сентенций. И поделом. Но я не отрекаюсь от него, я бы и сегодня его произнес. Не стану говорить банальностей о преимуществах демократии. Оставлю на уровне своих пьес и взгляд на приоритет личности в жизни людей. Но одним своим убеждением хочу поделиться: любое поражение на этом пути – пусть неожиданное, пусть абсурдное, пусть оскорбительное – поражение временное. Подлинные радости и ценности, которые таит этот мир, человек безусловно откроет.
Поскрёбыши
Треножник для пьесы
Ответы на вопросы журнала «Современная драматургия» (2017 г.)
Вопросы задает Светлана Новикова
Из своего германского далека Владимир Арро последние лет пятнадцать возникал исключительно как прозаик, его проза выходила в российских журналах и отдельными книгами. Но для театра он остался автором знаменитых пьес 70-80-ых: «Высшая мера», «Сад», «Смотрите, кто пришел!», «Колея», «Пять романсов в старом доме», «Синее небо, а в нем облака» и других. Они шли по всей стране. И вот – новая пьеса с животворным названием «Радуйся!» Читаю – и радуюсь. Думаю, нам всем сегодня сильно не хватает радости. Мы испытываем потребность в защите, в мудром и понимающем богатыре, который готов противостоять неправедной силе, пусть и законной. Пьеса «Радуйся» оппонирует абсолютному трагизму «Левиафана» Звягинцева. Как? Открытым финалом. (Арро всегда любил открытые финалы.) Сращением гротеска и трагического. Простодушием, напоминающим сказку.
– Владимир Константинович, почему вдруг Вы вернулись к драматургии?
– За годы отшельничества я одичал. Проза моя монологична. А создание пьесы требует общения, театральной среды. Во всяком случае, ощущения сцены, зрительного зала. А еще лучше – профессионального сообщества в совокупности – со всеми его участниками, институтами и приспособлениями. Всё это стимулирует, вызывая соревновательный азарт и прилив творческих сил. Но чего сетовать, если ты сам лишил себя этого? Мне казалось, то старое десятилетнее моё присутствие в театральном мире и так феерический подарок судьбы.
– Но что-то должно было послужить толчком?
– Вы совершенно правы. Сидел я в одиночестве, мечтая о театральной среде, и вот глубокой осенью 2016 года раздался звонок – мой добрый товарищ из «новой волны», классный драматург Семён Злотников звонит мне и в своей прелестной экспансивной манере говорит всего несколько слов: «Да ты что!.. возвращайся в драматургию!.. что значит, не пишется!.. ты же драматург от бога!» Их хватило, чтобы я ощутил знакомое честолюбивое волнение, нетерпение, а вскоре и вдохновение. Из тетради «Потаённая жизнь драматурга» я без труда выбрал несколько самых манких и загадочных замыслов, когда-то мною намеченных, и с удовольствием стал погружаться в их атмосферу. Я вёл себя почти неприлично: каждые 10–15 дней сообщал жене, что написал новую пьесу. А также посылал первый вариант Семену Злотникову, который без преувеличения стал моей театральной средой. (Вот он пишет, что «Радуйся!» это скорее опера, чем драматический спектакль. Как в воду глядел. Я мечтаю об этом жанре в связи с двумя моими пьесами: «Прощание с Ветлугиным» и «Радуйся!»).
Ну, а если всерьёз, зажигание в творческом сознании литератора происходит при одновременном – внезапном! – срабатывании многих датчиков и сигнальных систем, расположенных в самых потаенных уголках организма, и я уже об этом писал.
– Фаина Раневская не могла спокойно слышать фразу «Муля, не нервируй меня». Анну Ахматову изводили ее же строчкой: «Я на правую руку надела перчатку с левой руки». А Вас, должно быть, встречали восклицанием «Смотрите, кто пришел»? Даже сегодня, спустя 35 лет, кто видел эту пьесу, помнит ее.
– Неловко чувствую себя в этом сопоставлении… Я не был автором фразы «Смотрите, кто пришел!», а использовал в качестве заголовка своей пьесы, так называемое, устойчивое выражение русской лексики, которое и прежде иногда появлялось в речи, в журналистике и литературе. Но после успеха нашего спектакля и особенно после длительной и шумной дискуссии о пьесах «новой волны», где оно много раз варьировалось в заголовках статей, словосочетание это получило вторую жизнь. Оно овладело творческим воображением огромного числа журналистов и средств массовой информации, так что, наконец, стало популярным «слоганом» или, как еще выражаются – «брендом». Им пользовались для всевозможных редакционных нужд жадно и суетно, по делу и невпопад, присваивая это «открытие» себе или ссылаясь на пьесу. Я как-то запросил его в «Гугле», и то, что обозначилось в окошечке, повергло меня в смятение: 7 миллионов 850 тысяч ответов. Оно, обособляясь от пьесы, зажило собственной жизнью во всевозможных «дочерних» вариантах: «Смотрите, кто приехал!» «…кто уехал!», «…кто зашел!», «…вернулся!», «…родился!» «…попался!» и даже «…заговорил!» Появилась и песня с таким названием. Сама же пьеса, как прошла в 52 театрах в 80-е годы, так нигде больше не появлялась. Так что пьеса, её заголовок, ставший брендом, и автор – все мы живём отдельно, однако, не теряя друг друга из вида. И ни на что не жалуемся.