Она всхлипнула и начала тихо плакать.
Брейд отодвинул остатки отбивной, выпил кофе и попросил счет.
— Выпейте лучше кофе, — попробовал он ее утешить, — и не расстраивайтесь из-за его отношений со мной. Мы с ним прекрасно уживались, а если он меня и недолюбливал, то вы объяснили мне, почему, и я все понял. — Ему очень хотелось похлопать ее по руке, но он удержался.
Она стала прихлебывать кофе, и к ним подошла официантка со счетом. В машине, отвозя Роберту обратно в город, Брейд спросил:
— А Ральф купил вам обручальное кольцо?
Она смотрела прямо перед собой, вглядываясь в дорогу с мучительной сосредоточенностью, но, очевидно, не видела ничего.
— Нет, он не мог себе этого позволить. Его мать работала, чтобы платить за его ученье. Знаете, она как и многие в Европе считала, что стоит пойти на любые жертвы, лишь бы ее сын стал ученым. И что ей теперь оставалось?
— А день свадьбы назначили?
— Решили ждать, пока он получит степень. Других сроков не намечали.
— Скажите, мать знала, что вы собираетесь пожениться?
— Она знала, что мы встречаемся. По-моему, я ей нравлюсь. Впрочем, не думаю, что он говорил ей о своих планах. Мне кажется, что она этого бы не одобрила. Наверное, она считала, что, окончив аспирантуру, он мог бы сделать партию получше. Знаете, у европейских матерей несколько преувеличенное представление о ценности ученой степени на матримониальном рынке.
Они въехали в ворота университета.
Брейд все-таки заглянул в лабораторию, но очень ненадолго. Все было спокойно. Даже Джералд Корвин — студент, вечно попадающий в какие-то неприятности, — по-видимому, нигде не нашел стекла, о которое можно было бы порезаться.
Затем Брейд некоторое время пробыл в деканате, просматривая характеристики Ральфа Нейфилда. Ему было неловко под взглядом Джин Мэкрис, и он почувствовал, что начинает спешить, просматривая картотеку. Ничего важного найти не удалось. С тяжелым сердцем он вернулся к себе в кабинет и сел за составление тезисов лекций по технике безопасности. Он писал, а мысли его были далеко, и он задумался, уставившись в пространство, крепко зажав в руке шариковую ручку.
Итак, на редкость малопривлекательный Ральф пришелся по душе сразу двум девицам, да так, что вот какие страсти разбушевались. Странно!
Это вынуждало пойти по новому пути в поисках повода для убийства. Теперь уже предстояло разбираться не только в том, могли ли обиды и раздражение, которые вызвал у окружающих резкий и неуживчивый юноша, толкнуть кого-нибудь из оскорбленных на хладнокровное, обдуманное убийство.
Теперь вставал вопрос об обманутой любви, а это чувство могло привести к убийству куда скорее.
И опять-таки странно! Ни Джин Мэкрис, ни Роберту Гудхью хорошенькими не назовешь. Ни про одну из них не скажешь, что она способна пробудить любовь в молодом человеке, и тем не менее… Впрочем, глупости! Все женщины выходят замуж, все мужчины женятся. Если бы страсть вызывали только голливудские идеалы красоты, человечество вымерло бы очень скоро.
А кроме того, помимо смазливой мордочки существуют и другие достоинства. Иных молодых людей дружеское расположение и участие привлекут больше, чем тщательно продуманная система округлостей. Если в глазах светится нежность, можно забыть про волосы на щеках. Разве не так?
А при характере Ральфа, при том, что он всех ненавидел и всех боялся, его как раз могло тянуть к некрасивым девушкам. Разве он осмелился бы добиваться расположения какой-нибудь красавицы! Соперничать с другими, рискуя потерпеть новое поражение, более тяжелое, чем все предыдущие? Наверное, он постарался бы избежать такой опасности и подыскать себе объект там, где мог быть уверен в успехе. Возможно, он рассчитывал (хотя сам того не сознавал), что девушка, которая изголодалась по любви, будет так польщена вниманием и благодарна ему, что тут ему не грозят соперники.
(Брейд горестно усмехнулся. Жизнь делала из него не только сыщика, но психолога.)
Но как поведет себя такая девушка, если ее бросят ради другой, тоже некрасивой? Ведь известно, что все фурии ада страдали комплексом неполноценности!