— По-моему, — задумчиво сказал Ярдли, очень серьезный молодой человек, который говорил только как следует поразмыслив, и, должно быть, поэтому хороший лектор из него не получился, — по-моему, возможностей много. Ходить, например, вместе на семинары, или вполне можно пообедать, чтобы обсудить ее работу.
— О боже! — воскликнул Фостер презрительно. — Вы не уловили суть вопроса. Речь идет не о том, как им побыть вместе и поболтать. А вот где и когда в первый раз ее прижать? Где и когда поцеловать и попробовать чего-нибудь добиться? Слушайте, а что если она поднимет крик и начнет звать на помощь — ведь он погиб. Моральное разложение! Даже если он имеет постоянную должность, ему несдобровать. И потом, тут есть другой риск. Допустим, он повертится вокруг и будет разочарован. А она по-прежнему его студентка. Как от нее отделаться? Как ему…
Он замолчал на полуслове, заметив, что к ним приближается темноволосая, тоненькая молодая женщина, очень юная и очень застенчивая. Она что-то промурлыкала ему на ухо, и голос Фостера вдруг обрел необыкновенную мягкость, как будто в его оболочку проник совсем другой человек и говорит за него.
— Хорошо, дорогая, — произнес он, кивнув головой.
Брейд конечно знал ее. Джоан Фостер — жена Мерилла. Насколько он громогласен и груб, настолько она хорошо воспитана и изысканно сдержанна. Тем не менее, она никогда не высказывала недовольства его манерами, а он никогда не смягчал своих слов в ее присутствии, если только не обращался прямо к ней. «Черт возьми, — подумал Брейд с внезапным возмущением. — Ну что заставляет этого человека кокетничать отсутствием культуры, говорить на каком-то жаргоне, строить из себя болвана, когда никто не сомневается, что он в высшей степени образован, утонченно культурен и к тому же превосходный химик. И зачем ему, если он имеет такую жену и если даже преследуемые им девицы знают, что он ее обожает, зачем ему задевать этих девиц? Уж лучше раздевать!» — подумал Брейд и невольно улыбнулся. Иногда и он может быть таким же циничным, как Фостер. Да каждый, наверное, может. Но Фостер говорит все вслух, в том-то и разница.
Фостер начал с того, на чем остановился:
— Ну так вот. Тут нужен настоящий спец в вопросах волокитства. А что может этот профессор-недотепа смыслить в подобных вещах? Разве это дело для дураков?.. — Тут он случайно слегка повернул голову и его глаза встретились с глазами Брейда. Он сразу заулыбался:
— Эй, Лу, ты слышишь?
— Слышу, — ответил Брейд осторожно.
— Отлично, тогда передаю слово тебе. Ты же специалист! Ты у нас дамский угодник. — Он подмигнул молодым преподавателям, которые предпочитали не участвовать в этом поединке двух профессоров и только улыбались. — Ну-ка, перечисли ходы в этой шахматной партии, чтобы обеспечить мат.
— Если проблема, — ответил Брейд, — заключается в отношениях между студенткой и профессором и если тебе неизвестна техника этого дела по собственному опыту, то ни один человек на свете не возьмется утверждать, что она известна ему.
Все рассмеялись, но Фостер просто зашелся от смеха.
Он хлопал себя по бедрам, мотал головой. Конечно, он отнесся к словам Брейда с большим энтузиазмом, чем они того заслуживали, но Брейда вдруг осенило, что это и есть один из его приемов. Фостер всегда, от всего сердца смеялся, когда шутили над ним. Таким образом, все считали, что он понимает шутки, а это давало ему право «выдавать» свои остроты.
Между прочим, если долго практиковаться, можно добиться, что ваш смех будет казаться естественным.
Наконец Фостер успокоился и внезапно спросил Брейда доверительным шепотом:
— Слушай, Лу, можно тебя на минуточку?
Но Брейд приветственно замахал рукой, сделав вид, будто заметил кого-то в дальнем конце комнаты, хотя там никого не было, и устремился прочь, буркнув на ходу:
— Еще увидимся, Мерилл.
И слова Фостера оказались обращенными в пространство.
Комната постепенно наполнялась людьми. Когда их наберется достаточно, двойные двери, ведущие в большую столовую, распахнутся, два посыльных от магазина, занятых сейчас подготовкой ужина, удалятся и гости выстроятся в очередь за ломтиками ветчины и сыра, за котлетами и спагетти, за бобами и капустным салатом, а потом за кусками торта и кофе.
Проходя через комнату, Брейд избегал встречи с Литлби и не знал, заметил его глава факультета или нет. Брейд надеялся, что не заметил. Ведь если бы Литлби его увидел, на губах у декана, независимо от положения дел, автоматически появилась бы заученная улыбка.