Марк весьма вольнодумно высказывался в том ключе, что лучше бы обратили внимание на разваливающуюся больницу, или открыли одну из закрытых недавно школ, которых всего-то в городе осталось две, да и те… Несомненно, Юлия вполне улавливала подвох, отвечая стандартными нейтральными фразами, как и учат в школах при возникновении любых непонятных ситуаций. И все-таки она имела неосторожность согласиться с самой постановкой вопроса, поскольку действительно разделяла данную точку зрения. Скорее даже не согласиться, а так, поддакнуть: мол, да, соглашусь, так-то было бы, пожалуй, и правильнее, и пополезнее для макондовцев, но… сам понимаешь. Мгновенно экран ее звонкофона загорелся красным, сделался заблокирован. Те волнительные считанные минуты, пока она, раздумывая над случившимся, мешкала и спешно прятала рукописные дневники в нехитрые свои тайники, увенчались властными стуками в дверь. И вот уже дверь умной квартиры вскрылась чьим-то волшебным ключом-паролем, а прихожая набилась нарядом оперативных кибердружинников. Как же замечательно, что родителей еще не было дома, а иначе бы те стали свидетелями многих некрасивых сцен с выкрутасами рук, хватаниями за волосы, возгласами про вероломство и прочей свистопляски.
Пребывая взаперти, Юлия припоминала, как раньше и сама, случалось, видела трансляции казней и компиляции лучших моментов в обзорах, будучи еще даже совсем ребенком. Тогда это смотрелось отталкивающе, но вместе с тем чем-то завораживающе. Надо сказать, что сие зрелище стало своего рода визитной карточкой и доброй городской традицией последнего десятилетия. Незадолго до дня города, числах в 20-х мая, непременно излавливали какого-нибудь незадачливого злодея. В прошлом году им стал книготорговец Куц: казалось бы, однозначно нечистый и мутный персонаж, ведь книги эти давно почти никто не читал, не говоря уже о покупках. И все же ловкач Куц умудрялся держать лавку и даже распространять некую экстремистскую литературу, как впоследствии установило следствие. В целом такой исход выглядел по-своему логичным и закономерным, особых обсуждений в обществе не вызывая. Как-то будет с ней?
Наступавшие сумерки чувств притупляли страх и уносили помыслы Юли на принципиально другие берега и измерения: грезились удивительные неведомые края, моря и океаны, столько раз видимые в постановочных фильмах, рекламных заставках, на чужих страничках. Абсолютно недоступные, словно снимки далеких галактик, потому что кто из рядовых макондовцев мог позволить себе море? К тому же правила выезда из уезда совсем недавно вновь углубили и расширили, ввели новые пошлины и свежий пакет поправок и ограничений… Опять, короче, улучшили-оптимизировали, а ведь все могло бы быть таким мягким, теплым, плавным… потоки свежего морского воздуха приятно колыхали летнее платье, мелкий песок под ногами шуршал и рассыпался, непрерывное приключение-полет вокруг солнца на планетарном космическом корабле системы «Земля» продолжалось. И одновременно с этим солнце на горизонте погружалось в водную гладь, сверкая яркими красками, отчего на душе делалось легко и привольно. Жизнь уже прекрасна, а впереди еще столько всего долгожданного, многообещающего…
Грубый толчок в плечо пробудил ее. К сожалению, именно заключение в бетонных сводах предстало явью, а вот море с солнцем рассеялось жидким сном. На горизонте вместо чарующего грядущего замаячил скорый закат всего. Каких-то пять минут ей предоставили на умыться, оправиться, привести себя в божеский вид, как глумливо пошутил стражник. Само по себе предстоящее унижение усугублялось тем нюансом, что на площадь ее повезут как есть – в видавших виды домашних шароварах и измятой трикотажной майке, далеко даже не самой любимой, повседневной. Ох, совсем не такой она представляла себя на казни, если когда-то вообще представляла бы… Думы о том, что в историю она войдет в столь скомканном образе, утраивали муки…
На самом деле путь от Дворца до центральной площади занимал не более трех минут прогулочным шагом, однако вежливые люди подвезли Юлию до сконструированной по случаю ее преступления и наказания сцене, препроводив в служебные подсобки. На каркасе крыши завершали монтаж самого наглядного и контрастного во всем уезде экрана, дабы мучения преступницы были видны зрителям получше, поподробнее. Любит, чего там, площадной глубинный народ искренние чужие страдания. Впрочем, все это действо в любом случае сохранится в Сувсети надолго, для тех ценителей пикантного, кто пропустит воочию или в прямом эфире. Возле сцены вовсю сновали тертые репортеры и видные видеоблогеры, делясь с подписотой эксклюзивными включениями и плюшками.