— А ты присядь да послушай.
Лаврентий сел на порог.
Лицо деда Савелия стало очень строгим, и голос его звучал твердо.
— Когда я еще мальчонкой был, слышал от отца рассказ этот. Было будто время, когда к самым нашим задворкам лес подходил, и весь Кутов овраг в лесу был. И гулял тогда в здешних местах страшный разбойник Кут, в овраге этом ночевал. Сколько он народу ограбил — не сосчитать! А в селе колдун жил, Барыба. И вот к этому самому колдуну и забрался в клеть Кут. Выгреб из сундука все деньги и уволок. Ну, ладно. Пришел в клеть Барыба, открыл сундучок — нет денег. Он сейчас ковш воды зачерпнул, стал гадать на воду, кто украл. Видит — рожа в ковше лупоглазая, с рубцом на лбу. По наслышке знал он, что у Кута на лбу рубец — догадался: «ага, это ты, разбойник, ко мне залез». Разобрало зло Барыбу: выходит, копил он деньги для разбойника! Ну, думает, заплачу я тебе за это, будешь помнить. Ладно. Взял колдун золы, наговорил на нее да и пустил ее по ветру на Кутов овраг, на разбойника Кута. Налетел наговор на разбойника, когда тот спал. А наговор страшный был: не знать Куту покоя триста лет, обертываться ему триста лет то птицей, то зверем и пугать людей человеческим голосом. Так-то.
Дед Савелий отправил в ноздрю ещё понюшку-табаку и добавил:
— Вот я и думаю, что это Кут теперь в овраге стонет, пугает.
— Да ведь ни зверя, ни птицы мы там не видели, — сказал Лаврентий.
— А может, — мышью он за вами побежал? — возразил Савелий.
— Вот разве мышью…
Передал Лаврентий сельчанам дедов рассказ. Согласились все в один голос:
— Не иначе, как Кут пугает. Больше некому. Вот, поглядим, что ноне ночью будет.
А ночью опять поднялся ветер, и в Кутовом овраге раздался стон. Сельчане по избам крестились, а детвора испуганно жалась к взрослым.
IX
Из ночи в ночь гулял ветер. Из ночи в ночь стонал кто-то в Кутовом овраге.
Сельчане ходили в овраг с иконами — не помогло.
В селе было тревожно.
Все ждали беды.
— Не даром пугает Кут-Разбойник!
Иногда и днем ветер доносил стон.
У взрослых валилась из рук работа. У детворы не ладились игры.
Ночами сельчане спали плохо, беспокойно.
Особенно боялись в андреевой избе, где не было мужчин.
Едва стемнеет — Наталья запирала дверь и завешивала ситцевыми занавесками окошки. Она и Фекла начинали прясть, но пряжа не ладилась. При каждом, особенно сильном, порыве ветра старуха и Наталья вздрагивали, а Гараська часто вскрикивал и бросался к матери:
— Ма-ам!.. Бою-юсь!..
Наталья успокаивала его, хотя трусила и сама. Гараська доставал старую изодранную книжку с картинками и, усевшись к столу, перелистывал ее до тех пор, пока не засыпал, сидя.
Днем иногда соседки, встретившись с Натальей, говорили:
— Вот, не верил муженек твой в нечисть, а теперь, небось, поверит. Посшибет ему смелость Кут-Разбойник!
Наталья виновато опускала глаза.
А Гараська то и дело приставал к ней:
— Мам, а, мам, скоро ли тятя вернется?
— Скоро, скоро, — отвечала, она. — Я и сама жду — не дождусь.
X
Выпал первый снег рано утром. Он держался несколько часов и растаял. На смену ему пошел мелкий изморосный дождь. Избы потемнели и смотрели маленькими оконцами пасмурно, будто нахохлились.
В этот день вернулся в село Андрей.
Уж и обрадовались его возвращению Наталья да Гараська! Наталья так и засыпала словами:
— Ну, и долго же ты пропадал, Андрей Василич! Мы тебя еще третьеводни ждали! А у нас здесь такие страхи пошли, такая напасть — беда!
— Какие еще там страхи? — усмехнулся Андрей, сидя на лавке и стаскивая с ног мокрые грязные сапоги.
Гараська подскочил к нему и быстро, понизив голос, сообщил:
— Разбойник Кут в овраге сидит. Мужиков напугал — убежали без оглядки.
— Удивился Андрей:
— Какой разбойник?
Передала ему тут Наталья все, что знала, о происшествии и о догадках деда Савелия. И бабушка Фекла, сидевшая на голбце, прошамкала:
— Савелий-то правду говорит. Я, как маленькая была, тоже слышала, будто колдун Барыба на Кута наговор такой наслал.
— Вот уж теперь-то ты в колдовство поверишь, Андрей Василич, — сказала Наталья. А все колдовство — от нечистой силы.
— Да с какой радости я в колдовство поверю? — возразил Андрей.
— Да как же, — всплеснула руками Наталья. — Ведь среди бела дня за мужиками стон-от гнался.
— Ну, либо гнался, либо нет. На воде вилами писано.
— Да что ты, Андрей Василич, — замахала руками Наталья. — Не почудилось же всем — средь бела-то дня.