– Это Бостон, – представил меня Килый.
– Тоже за впечатлениями и за минутами блаженства? – томно спросила она и бросила на землю пакеты.
– Ага, – просто сказал я.
Шикарная сучка.
Килый достал из пакетов бутыли и начал заполнять булик свежей водой. В пакетах остались чипсы, кола и шоколадки. Во даёт лошадь, припёрла всё это и сидит даже не запыхалась.
– Головку я где в прошлый раз спрятал? – спросил Дырявый Череп Прокуренных Мозгов по имени Кирилл и замотал башкой по сторонам.
Оля лениво обернулась по округе.
– Ты её бросил в траву куда-то вроде.
Килый стал ходить по окрестностям, пиная кусты носком дешёвых кросс. Мы с Олей в это время знакомились.
– Как жизнь, Бостон? – спросила она, присаживая своё шикарное ведро на то распидарашенное, что ей подогнал в качестве стула Килый.
– Нормально. В команду не взяли, – почему-то выпалил я.
– В какую команду? – удивилась она.
– Футбол.
– Хреново, Бостон. Мне жаль.
«Да не свисти!», машинально подумал я, но присмотрелся к ней. Сидит, ничего из себя не строит, кислую мину не навешивает. В интонации сожаление действительно слышалось и вроде бы даже честное, хотя хуй их баб поймёшь и прочитаешь. Ну держится она более менее. Отметила, что хреново, но причитать не стала. Нормальная баба, решил я. Шикарная сучка.
– А у тебя как жизнь? – решил я проявить вежливость.
– У меня не жизнь, а сплошная сказка! – улыбнулась она и потянулась.
Боже, что за грудь! О-ху-еть.
– В командах я никаких не состою и состоять не хочу, поэтому всё тип-топ, – подмигнула она.
У меня ноги затекли из-за сидения на кортах, и я встал. Размялся чуток, и тут Килый назад топает, а в руках головка, которую он потом на двухлитровку напялил.
– Поехали?
Оля придвинулась ближе, и я присел поближе к ней, но вроде без палева, типа случайно так вышло.
Килый щепотками, как соль, устраивал зелёное счастье на головке и вываривал хапки. Бутылка элегантно наполняла себя дымом, и меня прямо затрясло немного. Сижу тут в парке, хер пойми где, а рядом девка вкусно пахнущая, с которой я сейчас буду дуть. Нарколыга Килый немного выбивался своими рогами и хвостом из картины рая, но он меня сюда и привёл, поэтому балл я ему закинул всё-таки.
Кил хапал, как воду пил. Хап! – и бутыль пустая, а он сквозь нос дымок пускает. Животное.
Оля, затягиваясь, красиво опускала бутыль вниз, чтобы вода помогала ей и выталкивала дым прямо в центр её шикарной груди. Немного морщась, она держала в себе всё хорошее, чтобы потом выпустить всё лишнее.
Я, разумеется, в первый раз закашлялся и не втянул всё что было. Кил торопливо прибрал в себя остатки.
– Ну, Киря, – протянула Оля. – Такие жирные-то не заваривай ему.
– Лады, – кивнул этот конч и стал вываривать мне послабже.
Спустя минут десять мы покинули точку и присели неподалёку в тенёк на траву, всё так же не на виду. Килый передавал сушняк и открывал чипсы. Оля легла и улыбалась, смотря на голубое небо.
– Жизнь прекрасна-а-а, – протянула она.
Я вот тут чего-то не согласен с ней был сейчас. Мне чего-то всё стало казаться каким-то не таким, и я стал казаться себе кем-то не тем. Ебать, чувак, ты чё тут потерял? Глянь, ты с кем! Мусорская дочка и конченный нарик. Валить отсюда надо.
Краски как-то потускнели, жара чего-то стала доставать меня больше прежнего и в груди затянуло. Боже, хреново-то как! Я умираю?
Чего-то какие-то прямоугольники в воздухе начали парить, а на них… Чё за хрень? Буквы?
Я вскочил и стал потирать ладони друг о друга.
– Нормально всё, Бостик? – посмотрел на меня исподлобья Килый.
– Ага, – выдавил я.
Не буду же я при бабе своей двенадцатилетней мечты признаваться, что я на измене.
– На суш, – Кил протянул мне колу.
Я пил и пил и пил. У меня в носу уже пузырьки газа лопались, а живот хотел взорваться. Я набрал колы в рот и давай гонять её по языку и зубам. Неприятное ощущение зубов, становившихся сталактитами, привело меня в чувство. Я щёлкал ватными клыками и держался на этом ощущении. Я провёл ладонью по лбу. Холодный и мокрый, падла. Мне хотелось пойти умыться в одной из этих убогих вонючих речушек, что мы перепрыгивали, пока шли сюда.
Оля заинтересованно приподнялась на локтях и рассматривала меня. А у неё над башкой этот прямоугольник трясётся. Сам какой-то серый полупрозрачный, сквозь него траву позади видно, и какая-то хрень на нём. Закорючки, символы какие-то.