Я прошёл уже половину пути, когда телефон поймал залётную палку сети и допустил ко мне входящий звонок.
– Да, Санёк, – поднял я трубу с удивлением. – Случилось чего? Ты где? Малой всё объяснил?
– Объяснил. Случилось. Мы с Серым едем обратно домой, – проскрипел голос моего старшего брата, искореженный помехами.
– Да раз объяснил, то какого чёрта вы обратно едете, ё-моё! – возмутился я. – И ты-то куда? Чё, Малой попросил его обратно на твоей тачке отвезти? Не хочет свой зад в электричке трясти, да?
– Бостон, звонила соседка с маминого дома, – сквозь шипение сказал Саня.
– Что говорит? – уточнил я, беря паузу, пока сердце пропускало удар.
– Мамы ночью не стало, Бос. Встретимся дома.
Глава 32. Три брата
Малой шмыгнул носом, когда гроб заколотили и на верёвках начали спускать в дыру в земле. Саня хмурился, а моё лицо оставалось каменным. Я не знал, как правильно себя чувствовать, поэтому велел Системе мотнуть химические процессы в моём мозге таким образом, чтобы я ощущал себя и мир, как предпочитал чувствовать их всегда – свободным от эмоций совсем.
Тогда в лесу новость стукнула меня по башке и заставила присесть на корты. Я подобрал какую-то палочку и рисовал ей на земле узоры.
– От чего? – уточнил я у Санька.
– Острая сердечная. С похоронами мы разберёмся, но ты хоть поприсутствуй. Малой просит.
– Поприсутствую. Семью надеюсь не зацепил с собой?
– Нет. Маша хотела детей к своей маме отправить и со мной поехать, но я запретил.
– Правильно сделал.
– Давай тогда. Когда будешь?
– Позже вечером, я сейчас в области.
– Понял.
Не то, чтобы у меня были какие-то нерешенные комплексы на тему материнско-сыновских отношений, но я на минуту подзавис. Я помню маму разной. Хорошей матерью в моём детстве, конченной алкоголичкой в отрочестве и относительно сносной женщиной в юности. Обида за себя и за братьев и злость, вызванная её предательством, не позволяли мне относиться к ней, как к нормальной матери в настоящем, но она всё же скопила горстку хороших материнских поступков. Она отыскивала бабки, чтобы купить Малому зимнюю обувь, ходила отмазывать меня у директора школы, и даже отправила пару раз бабло Саньку в столицу, когда он был ещё бедным и голодным студентом.
Но сколько бы я ни пытался её обелять, все месяцы и годы, проведенные ею в беззаботном для себя и хуевом для нас алкогольном забытье, перебивали все плюсы, которые я ей напридумывал в своей башке.
В последнее время она вела довольно нормальный образ жизни, если сравнивать её с её версией в периоды, когда она была на абсолютном дне. Но, кажись, призраки твоих ошибок догонят и прижмут тебя везде. В том числе и посаженное в прошлом здоровье ебанёт тебя в настоящем.
Из нас троих только Малой так никогда и не плюнул на неё, продолжая навещать и завозить продукты. Благодаря ему она, может, и продолжала попытки выбраться. Но не успела или, наоборот, опоздала.
На кладбище были только мы и несколько подружек с соседками. Все они проронили одинокую слезу и бросили щепоть земли в могилу, провожая в последний путь рабу божью Ирину.
Вместо поминок мы втроем поехали в мамин дом.
– Барахло, наверное, раздать надо, а ценные вещи вывезти, пока никто не залез, – говорил Саня, шагая по комнатам.
– Надо же! – восхитился я. – Телек не продала, чайник, микроволновку тоже. Ценила она всё-таки твои подарки, Малой.
– Ты же знаешь, что в последние годы она старалась, – буркнул всё ещё злившийся на меня Серый.
Пусть злится. Главное, чтобы он берёг себя, а там пока целый и здоровый пусть хоть всей своей тушкой ненавидит мою.
Мы прошли на кухню, где Саня разлил по рюмкам водку.
– За маму, какая бы она ни была, – сказал наш старший брат. – Спасибо, что родила нас друг другу и даже немного вырастила.
Хмурая троица выпила, не чокаясь. Мы повспоминали всё хорошее о ней, что могли, выпивая время от времени. Саня в какой-то момент отставил рюмку, напомнив, что ему ещё за руль в дальнюю дорогу.
– Менты тормознут – наберёшь, – сказал я ему.
– Ты, Бостон, лучше давай расскажи нам поподробнее, что нам угрожает и как так вышло, что ты влез в такую передрягу. Четыре отнятые жизни, развозившие гуманитарную помощь. Зачем, Бос? Я всегда думал, что ты живёшь по справедливости.
Я со стуком поставил рюмку на стол.
– Слушайте побольше телек, блять! Гуманитарка уже была спизженной. Менты перевозили её, чтобы потом сбыть.