Она стояла в полуметре от меня. Жевала. Взгляд ее бегал по моему лицу.
Стоп… А ведь она понимает мое состояние… Да по–любому — понимает. Ей семнадцать лет; она дура, конечно, но прежде всего она — баба, баба до мозга костей. Она не могла не понять, не почувствовать, мое состояние. Да от меня возбужденным самцом прет, наверное, на весь класс. И мой все больше напрягающийся инструмент уже, наверное, заметно оттопыривает брюки…
Конечно, она все поняла. Вон как она вглядывается в мое лицо — внимательно, чисто по–женски. Даже жевать стала медленно и почти незаметно…
- В смысле… В смысле… — повторял я, уже забыв, к чему это относилось. В мозгах наступила полная кутерьма. Мне хотелось одного из двух: либо немедленно выпроводить ее из класса, либо…
Положить ей сейчас руку на поясницу… Нажать, потянуть к себе… Она непонимающе и удивленно уставится мне в глаза, забыв про жвачку совсем… Под давлением моей руки сделает мелкий семенящий шажок ближе ко мне… Голова ее инстинктивно чуть откинется назад в стремлении удержать дистанцию… Но тут моя вторая рука ляжет ей на бедро, переместится на попку, потом — к лицу, чтобы отбросить черный завивающийся спиралью локон от щеки… Мои губы потянутся к ней… Она упрется, распахнув от удивления глаза, морщась и лихорадочно соображая, что же теперь будет и что ей делать… Тут моя рука рывком завершит ее движение ко мне, так, что ее животик вплотную прижмется к моему животу… Мои губы быстро скользнут по ее губам и вверх, по виску, чуть вниз — к ушку, по мочке к задней части скулы, перейдут на шейку за ушком и оттуда медленно будут спускаться по шейке вниз, быстрыми легкими сухими поцелуями — вниз, по линии воротничка, в направлении декольте… А вторая рука будет гладить ее щеку, переходя на заднюю часть шеи, на плечо… Потом тоже спустится к пояснице и, чуть отстранившись, я положу ладонь ей на животик, у самого пояса юбки, нажимая, поглаживая…
«И тут она завизжит… И сбежится на ее визг куча народу… И будешь ты мотать срок за совращение малолетней…» — продолжил внутренний голос.
Но кто бы его слушал…
Я уже реально был возбужден. Мой жеребец бил копытом так, что слышно было, наверное, до первого этажа школы. Я… я уже не был учителем. И она не была ученицей десятого класса. Я был просто мужик. И перед этим просто мужиком стояла чертовски симпатичная и соблазнительная девочка — ну очень в его вкусе. С огромными глазами. На шпильках. С черной спиралью локона у щеки. И без лифчика. А у мужика вот уже полгода не было нормальной бабы…
- Перестань жевать, — зачем–то произнес я. Мой голос был сухим, ломким, сиплым.
Она дернула бровью. Но жевать перестала. Небрежно достала изо рта комок жвачки, бросила его в корзину для бумаг, стоящую возле стола. Снова повернулась ко мне, уставилась.
Я не клал ей руку на поясницу. Я просто сделал шаг к ней, оказавшись вплотную, положил ладонь ей на щеку, ту, возле которой спиральным ручейком пробегал смоляно–черный локон. Провел по щеке, большим пальцем лаская висок. Опустил руку вниз, не шею. Еще ниже, туда, где вырезом заканчивалась блузка на ее груди.
Она стояла не шевелясь, молча, испытующе глядя мне в лицо. Я видел, как зрачки ее метались по моему лицу, пытаясь поймать его выражение, уяснить, что и зачем я делаю.
Я вернул руку на шею, другую положил ей на талию. Притянул ее лицо к своему, положил губы на ее губы — легко, едва касаясь. С минуту я так же, едва касаясь, потирался губами о ее закрытые губы, поцеловывал их уголки, ладонью разминая ее живот.
Каждую секунду я ждал, что вот сейчас она резко, упершись руками мне в грудь, отстранится, возмущенно глядя. Рванет из класса полубегом. Может быть, даже влепит мне пощечину напоследок… Хотя нет, пощечины от этой телки ждать не приходится…
Но она не делала ничего. Она просто стояла, пытаясь утаить от меня прерывистое взволнованное дыхание. Она только расцепила руки и отвела их за спину…
Я убрал руку с ее шеи и теперь обеими руками держал ее за талию, слегка прижимая к себе, так, что мой упершийся в брюки дымящийся мумрик своей головой ощущал мягкую упругость ее живота. Я теперь уже серьезно поцеловал ее губы — раз, еще раз… Потом приник к ним долгим влажным поцелуем, языком пытаясь разжать ее сомкнутые губы, проникнуть в ее рот. Она запрокинула голову, подалась. На поцелуй она не отвечала (ну так кто бы ждал–то!), но и не сопротивлялась — податливо разжала губы, позволила моему языку попасть внутрь, почувствовать сладковатый мятно–вишневый вкус, оставшийся после жвачки.
И вот тут я стал заводиться по–настоящему, до потери контроля и ощущения реальности. Я прижал ее к себе уже серьезно. Я жевал ее губы. Одна рука поднялась по ее телу, нашла маленькую упругую грудку, стала поглаживать ее сбоку…