Выбрать главу

Она должна возбудиться. Если она не возбудится, не захочет сама продолжения, то я вернусь в мир реальности, в мир пустого школьного класса, где на стене висит доска, по стенам развешаны портреты Наполеонов, Цезарей, Аристотелей и прочей шелупони. Я вернусь в холодный и рассудительный мир казенного воздуха, скрипучего пола, пыльных люстр на грязном потолке. И это будет мир непонимания, отчуждения, раскаяния, где взъерошенный, пыхтящий, со вздыбленными штанами учитель истории окажется один на один с ничего не понимающей униженной шестнадцатилетней девочкой.

Да, она должна возбудиться и захотеть меня. Это сделает нас равными, это хотя бы внешне поделит между нами ответственность за случившееся, сделает нас соучастниками одного преступления.

Но для этого нужно очень, очень постараться. Возможно ли, чтобы шестнадцатилетняя девочка, вдруг атакованная своим двадцативосьмилетним учителем смогла захотеть закономерной развязки такой атаки? Здесь, в школе, в классе? Совершенно неожиданно, без всякой подготовки, без каких бы то ни было предварительных эмоций? Чтобы она просто взяла и захотела быть по сути изнасилованной?..

Я постарался сдержать себя, поумерить пыл. Излишняя пылкость была сейчас не к месту. Так можно только напугать ребенка и отвратить ее.

Сдерживаясь, я ослабил хватку руки на ее грудке. Мои губы вернулись к ее губам.

Я уже нежно, а не дико–страстно, целую ее губки — бегло, легко, поверхностно. По носику перехожу поцелуями к глазкам. Когда мой влажный медленный поцелуй оказывается на ее прикрытом веке, она вздрагивает и вздыхает. Я слышу отчетливое, шепотом — «мамочка…».

А это уже зацепка! А это уже верная моя помощница — эрогенная зоночка. Вполне себе приличная, не требующая раздевания и шастания губами по всему телу испуганной девочки. Ведь даже на сосочек она так не отозвалась. А тут — бац, и в дамки… Однако не надо расслабляться… Работаем, работаем!

Я возвращаюсь к губкам. Легко провожу по ним языком. Целую их медленно, влажно, от одного уголка до другого. Теперь другой глазик. Прикрываю внутренней горячей стороной губ веко, легонько дышу на него, касаюсь языком.

«А–а–а…» — на выдохе, шепотом, с придыханием. Ну давай же, девочка моя, давай!

Теперь от века я иду не к губкам, а к височку и далее — к ушку. Нежно дышу в него, пробегаюсь по раковинке кончиком языка. Спускаюсь поцелуями по шейке за скулой — неторопливо. Последний поцелуй — под воротничок блузки, туда, где шейка сходится с плечом.

О Боже! Ее рука поднимается и ложится мне на плечо. Вторая рука держится за меня где–то у талии. Что это, лапушка?.. Это первое проявление просыпающейся нежности?.. Или тебя уже не держат ножки?..

Снова губы мои на ее веке… На другом… Рука ласкает ее талию, животик — медленно, плавно, но уверенно и с нажимом.

Теперь — губки… Нежно, но настойчиво, плотно, с проникновением языка в ротик, с вращением головы, пожовыванием и посасыванием. Ответа по–прежнему нет, но губки с готовностью отдаются моим губам, а ее язычок… да–да, он не остается безучастным — он трепетно касается моего языка… Ну что ж… Может быть, я плохо о ней думал. Может быть, она действительно девочка, даже не целованная, не умеющая целоваться. Может быть, поэтому ее губки так внешне (а просто — неумело) безучастны к моим поцелуям…

А вот теперь — сисечка…

Медленно, от основания, поцелуями поднимаюсь по грудке к ее венцу — маленькому и твердому розоватому сосочку. Обвожу его, по ореолу. Целую, втягиваю. Выпускаю и снова втягиваю, посасывая. Выпускаю. И снова втягиваю, но уже не останавливаюсь на достигнутом, а забираю в рот всю грудку целиком…

Минута… Две… Фиг знает сколько минут ласк…

Девочка дышит неровно, отрывисто, подрагивает иногда, покачивается. Но ни одного стона, ни одного невольного движения, ни одного, даже робкого и неумелого, ответного действия.

Хотя… Может быть, я хочу слишком многого… Все–таки я учитель, а она — ученица. Здесь школа. Может быть, девочка просто не может расслабиться в такой обстановке, отдаться ощущениям и эмоциям…

Ну что ж, может быть…

Еще несколько минут ласк…

Чувствуя, что сам уже изнемогаю, что брюки мои скоро лопнут и счастливый жеребец выглянет в образовавшийся прорыв и зальет всех и вся, снова отпускаю себя с тормозов, позволяю себе расслабиться… Что ж, пусть так… Плевать… Пусть будет изнасилование… Мне уже по барабану, я больше не могу…