Теперь рука спускается на внешнюю сторону бедра, плавно доходит по ней до колена, переходит на внутреннюю сторону и уже по ней, медленно и нежно, без рывков, поднимается. Под юбочку… выше… выше… пальцы ощущают шелковистость ее трусиков… Рука чуть смещается, туда, где между ее ножек скрыта теплая цель всего моего безумства — она, заветная, зовущая, королева, царица грез, врата в райские кущи…
О Господи! Трусики несомненно увлажнились! Да–да, я чувствую. Конечно, она не потекла страстью, но то, что в писечке у нее сейчас отнюдь не сухо — это очевидно. А значит… А значит — это не изнасилование. Она согласна!
Палец нащупывает едва ощущаемую канавку, бороздку посреди ее промежности — ту, в которую трусики легко вдавливаются под нажимом…
Ее рука вдруг ложится на мою руку…
Я замираю, ожидая, что же будет дальше…
Нет, она не прижимает мою ладонь к своему телу. Она легко, но требовательно пытается убрать мою руку от своего потайного местечка…
Значит так… Значит, все, что ты готова мне позволить — это поцелуи и ласки всего, что выше пояса…
Нет, так не пойдет… Я не могу и не хочу останавливаться… Я вошел в стадию пофигизма… Если бы сейчас передо мной была Клеопатра, за ночь с которой я должен отдать жизнь, я бы несомненно выбрал ночь… Я зашел за ту черту, за которой уже нет возврата…
Поэтому я не позволяю ее руке отвести мою. Я прилагаю усилие и моя ладонь ложится на ее лобок, начинает елозить вниз и вверх по промежности.
Она пытается отстраниться, но мои пальцы уже скользят сбоку, с бедра, под трусики и там, по теплой коже, перемещаются к ее волшебной попке. Я целую ее шею, грудь, живот — уже не осторожно и нежно, а нетерпеливо и властно.
Мои пальцы под трусиками ищут обратную дорогу — туда, где увлажненный шелк ее волос…
Она вздрагивает, пытается отстранить от меня таз… Но я надавливаю на ее попку другой рукой, не давая ей отдалиться. Я приспускаюсь на одно колено и всем лицом зацепив подол юбочки, начинаю поднимать его, пока мои глаза не встречают белизны трусиков между ее ножек… Я тянусь к ним губами. Я ощущаю губами их влажность, когда целую ее туда, где скрыта под материей ее так желанная сейчас писечка… Целую еще, и еще, ощущая легкий теплый запах ее самости…
Она пытается опустить таз, присесть, чтобы уйти от моих губ, но я не позволяю ей этого. Я целую ее бедра, лобок, устье, спуск в промежность. Я глажу ее бедра и попку, животик…
Потом выпрямляюсь, обняв ее, поворачиваю и легонько толкаю к столу, заставляя опереться на него. Минута на то, чтобы ногой слегка раздвинуть ее ножки, а руками поднять юбочку и сдернуть почти до колен трусики. Она пытается выпрямиться и повернуться ко мне, но я налегаю на нее, заставляя снова опуститься на стол, чтобы сохранить равновесие.
Еще несколько секунд, чтобы расстегнуть молнию на брюках и сдвинуть в сторону трусы, высвобождая разгневанного огнедышащего коня.
Она, почувствовав, что сейчас будет уже не до шуток, лихорадочно пытается высвободиться, одной рукой пытается нащупать свои трусики, чтобы натянуть их обратно на обнаженную попку. Она неровно, — нервно, — дышит, пыхтит и постанывает от усилий и испуга. Но она не издает ни звука, чтобы позвать на помощь. Она молча сопротивляется… Но что она может сделать?
Моя головка касается ее ягодицы, скользит по ней в щель между белых булочек. Я больше наваливаюсь на нее, заставляя согнуться, слегка надавливаю на спину, так, чтобы она упала грудью на стол.
Неожиданно она перестает сопротивляться и почти послушно подчиняется моему натиску. Это окончательно выводит меня из равновесия. Чувствуя, что сейчас взорвусь, я прижимаюсь к ней вплотную, беру руками за бедра, подаю член вперед…
В последний момент в мозгу срабатывает какой–то стоп–кран и когда головка уже входит в это набухшее надрезанное яблочко, уже ощущает влажность ее влагалища, я даю задний ход. Я беру член рукой и начинаю елозить им по ее половым губкам, по шелковым спутанным волоскам на лобке, стараясь осторожно касаться ее клиторочка. Я вижу как подрагивает ее попка, она, кажется, даже покачивается из стороны в сторону, подчиняясь моему члену, пытаясь не отпустить его касаний. Я слышу, как шумно и неровно она дышит, вцепившись в стол, слегка закинув голову назад, выгибаясь иногда чуть больше, чем нужно для того, чтобы не мять сисечками бумаги, лежащие на столе.
В какой–то момент, когда я веду головкой между ее влажных губок, пытаясь не углубиться в ее влагалище (о Господи, каких усилий мне стоит не дать моему жеребцу полную свободу действий!), в какой–то момент где–то у меня в промежности вдруг возникает первый неожиданный острый спазм, от которого я вздрагиваю и чуть не вскрикиваю, вовремя успев перевести вскрик в долгий сладострастный стон. Она вздрагивает вслед за мной, поворачивает голову, смотрит на меня, смотрит мне в лицо. Ее глаза затуманены, щеки горят, на лице отсутствующее выражение…