— Боюсь, сейчас кое-кому станет не до смеха! Продолжайте, продолжайте, мистер Локхарт!
— За эту чистую правду профессор снял с собственного факультета пять баллов и велел мне отправиться после уроков к Филчу. А тот дал мне вот это — малыш брезгливо указывает пальчиком на метлу — и заставил убирать пыль на полу. Так и сказал: «Пока весь коридор не выметешь от Обсерватории до самого балкона с часами, на ужин не пойдёшь!» Ну, мету я, значит, мету… а тут — вот это!
На маленькой белой ладошке — смятый крохотный клочок пергамента.
— Ну, я, конечно, развернул его и прочёл. И так как я настоящий умница, то сразу догадался, что это как-то связано со случаем, о котором вся школа говорит. Ну, с тем, когда девочку с Гриффиндора заколдовали, чтобы она нагишом ходила… И тогда я совершил настоящее геройство. Я сбежал от Филча, чтобы срочно доставить это послание глубокоуважаемой леди Макгонагалл… — Первоклассник картинно кланяется.
— И что же там у нас написано?.. — Дамблдор двумя пальцами берет записку с ладони ученика. — Вот, послушайте: «Сегодня в 10 вечера приходи в Обсерваторскую башню. Есть разговор. Буду ждать в нише слева от входа на Наблюдательный балкон. Никому ничего не говори. S.».
Слова директора падают, как в бездонный колодец. Тишина оглушает. Сердце в груди делает головокружительный кульбит… Чтобы устоять на ногах, я вынужден незаметно опереться спиной о плотно уставленную старинными томами книжную полку…
Макгонагалл снимает очки и долго трёт их батистовым платочком, отделанным незатейливой вышивкой.
— До сегодняшнего вечера я недоумевала: как это Мэри Макдональд, прилежная дисциплинированная девочка, оказалась у Наблюдательного балкона после отбоя? Теперь всё наконец-то встало на свои места... Какая низость, Альбус. Какая неслыханная низость!.. Я сразу узнала ваш почерк, мистер Снейп… Это ведь вы писали?
— Да, профессор…
— Как вы побледнели, однако! Боитесь? Значит, вызвать несчастную девочку под предлогом серьёзного разговора, спровоцировав на нарушение школьных правил, вам было не страшно. И не прийти потом на эту встречу — тоже не страшно для вашей… гм… совести… Мы очень аккуратно расспросили пострадавшую девочку. Двоих нападавших она помнит. Это вы, Эйвери, и вы, Мальсибер. Был и некто третий… Но вашего имени, Снейп, она не назвала.
— Я полагаю, мистер Локхарт может быть свободен, коллеги, — Дамблдор поднимает метлу и вручает её первокласснику. — Верните этот предмет мистеру Филчу и сообщите ему, что от дисциплинарной отработки вас освободил лично я. За особую услугу, так сказать… Ступайте, горгулья вас пропустит!.. А что касается вас, Снейп… Вы ведь не были в тот вечер в коридоре, верно? А кто был?
Я ловлю на себе тревожный, почти испуганный взгляд Мальсибера и молчу.
«В конце концов, пусть думают, что хотят!.. Я писал это письмо не для Мэри Макдональд. Но от меня об этом никто не услышит ни слова! Вообще больше никто ничего не услышит!!!»
Тонкий звон капель старинной клепсидры на директорском столе заполняет пространство. Растёт. Отзывается под высоким потолком тяжким гулом набата. Сквозь внезапно ставший густым и тяжёлым воздух с трудом прорываются слова:
— Непосредственные участники грязной забавы получают по минус тридцать баллов каждый… Родители будут поставлены в известность… Лишить права принимать участие в тренировках и соревнованиях по квиддичу… Отстранить от всякого участия в деятельности ученических кружков и клубов… Каждый вечер после восьми часов и до начала утренних занятий находиться в пределах гостиной своего факультета или в дортуаре… Контроль возложить непосредственно на декана факультета…
— А теперь о вас, мистер Снейп, — Дамблдор останавливается прямо передо мной и смотрит на меня в упор, льдистые глаза его совершенно спокойны. — Сейчас вы можете разделить участь ваших товарищей. Или не разделить. Итак, записку действительно написали вы?
— Да.
— И вы знали, что будет, если девушка примет ваше приглашение?..
Я молчу.
— Кто был четвертым участником вашей грязной игры? Кто пришёл в коридор у Обсерватории вместо вас?
Я молчу… В глухой тишине только лихорадочный пульс отмеряемых клепсидрой секунд, хруст печенья, шумное дыхание Слагхорна и шорох жёстких алых перьев директорского фамилиара…
— Вы сделали свой выбор, мистер Снейп. Еще минус тридцать Слизерину — и тот же комплект дисциплинарных мер, что и вашим товарищам по жестоким забавам. Да, и освобождение от обязанностей старосты класса до конца семестра… Можете быть свободны!
В темноте у винтовой лестницы, прежде чем зажгутся свечи и горгулья выпустит нас из директорского кабинета, Эйвери успевает незаметно пожать мне руку и жарко прошелестеть в ухо:
— Спасибо!.. Ты настоящий друг.
До конца семестра мы живём как арестанты — за исключением учебных часов. И все же Блэк успевает подловить меня одного в уборной, после пары по трансфигурации, когда, засунув руки под горячую воду, я тщетно пытаюсь унять преследующий меня с утра озноб.
— Вот тебе за твою записочку, мразь! Аква Эрукто!!!
Струя ледяной воды из его палочки окатывает меня с головы до ног, сбивает на пол, загоняет под сияющий белизной ряд изящных раковин. Барахтаясь в обжигающем холоде обильного потока, выхватываю палочку.
— Экс... экспеллиармус!
Заклятие выходит кое-как. Моему противнику даже удаётся устоять на ногах. Палочка, правда, всё-таки выскальзывает из его руки, но падает тут же, у самых ботинок. Ему не составляет труда её подхватить.
— Аларте Аскендаре!
Воздух сбивается в тугой, пружинящий ком, рождая мощную взрывную волну, и швыряет меня головой в бездонное зеркало. В звоне осыпающегося стекла я обрушиваюсь спиной на смеситель и сворачиваю кран. Вода хлещет фонтаном. И прежде, чем я успеваю вновь научиться дышать, Блэк уже подскакивает ко мне. Вцепляется в ворот мантии, рвёт на себя.
— За Мэри Макдональд! — жилистый кулак жёстко прилетает в лицо.
В ослепительном взрыве боли я успеваю только заехать ему коленом под дых. Мы вместе валимся в ледяную лужу под низвергающимися на нас потоками воды из сломанного крана. Слившись в жестоких объятьях, катимся по мокрому мрамору, давим и душим друг друга. Наконец, ему удается вцепиться мне рукой в волосы и несколько раз ударить лицом о своё колено…
Кто-то, кажется, Петтигрю, истошно кричит:
— Старосты!!! Здесь потоп! И драка!!!
Через несколько минут, мокрые, расхристанные и окровавленные, мы стоим перед разъярённой Макгонагалл. Меня шатает. Блэк тоже размазывает по лицу кровавые сопли. Значит, мой последний удар все-таки достиг цели…
— Минус двадцать… каждому! За что дрались?
— За Мэри Макдональд! — сквозь зубы цедит Блэк.
Я молчу. Из-за заплывших кровью глаз мир кажется призрачно-красным. Пол плывёт под ногами.
«Только не упасть!»
— Люпин, Вуд, проводите обоих в больничное крыло! — она резко поворачивается, и длинный шлейф её зелёного платья хлещет меня по ногам.
— Ну, пойдём, что ли… — Люпин трогает меня за рукав.
Я продолжаю стоять, пошатываясь. В дальнем конце коридора черным силуэтом на фоне высокого стрельчатого окна — фигура сидящей на подоконнике с книгой Лили.
Я знаю: сейчас она смотрит на меня...
«Подойди, ну подойди же, ради всех Основателей, прошу, подойди!!!»
Но она не трогается с места.
— Лили!..
— Пойдём! — Люпин бесцеремонно забрасывает мою руку себе на плечи. — Ты же сейчас с ног свалишься ко всем троллям!
Лили молчит. И снова утыкается в книгу.
* * *
14.11.1975. Хогвартс
— А мне казалось, мы друзья, Лили…
Холодный ветер врывается во внутренний двор школы, пригоршнями швыряет на щербатые ступени желтовато-коричневые, невесомые жухлые листья в ажурных узорах осеннего тлена.
Плотно закутавшись в тяжёлую суконную мантию, Лили сидит с книгой на коленях на потемневшей от времени деревянной садовой скамье. Смотрит на меня. И словно не замечает…