Оставшееся до цели расстояние она преодолела почти бегом. У палаты Мэри едва не столкнулась с выходившей оттуда сестрой, которая несла кипу чёрного окровавленного тряпья.
«Одежда пострадавшего? Он из невыразимцев, что ли? Те любят подчёркивать важность и таинственность своей работы, облачаясь в строгие тёмные цвета… Но в Отделе тайн не исследуют природных ядов и не держат гигантских ручных змей в качестве фамилиаров».
Короткий кивок на приветствие коллег. Худое обнажённое тело пациента, безвольно обвисшее на руках реаниматологов.
Бригада работает слаженно и споро: кровотечение компенсируется зельями, раны перевязаны, левая рука, видимо, жестоко изломанная, зафиксирована лёгким лонгетом, оставляющим доступ к ране. Повязки покрывают грудь, шею, плечи почти сплошь. Но на свежих бинтах настойчиво и грозно проступают темно-красные пятна. На интактной правой кисти, безвольно свисающей с кровати, посинели ногти… Гиповолемия, шок, жестокое отравление, нарушение коагуляции крови.
«Трудно будет. Но ты держись. Кем бы ты ни был, держись, держись!»
Она подошла к кровати в тот момент, когда один из реаниматологов произнёс усовершенствованное левитирующее заклинание. При проведении сложных медицинских манипуляций оно позволяло удерживать пациента в полусидячем положении, не давая ему при этом двигаться. Медбрат приподнял черноволосую голову раненого.
В ту же секунду пол ушёл из-под ног. Всё её тело налилось свинцом, сделалось неповоротливым, чужим. Она потеряла равновесие и покачнулась. Правая ступня, принявшая на себя весь вес, больно подвернулась, и Мэри, чтобы не упасть, инстинктивно схватилась рукой за спинку кровати…
В одно мгновение она позабыла, где находится, и что вообще происходит. Мир вокруг завертелся, ускоряясь, как карусель в парке, увлекая её за собой в воронку обморока. Непереносимый, животный ужас и боль ударили её прямо в солнечное сплетение, и она почувствовала, что задыхается.
Она узнала пациента. Не могла не узнать. Они не виделись с юности, пока несколько лет назад случайно не столкнулись с ним в холле Министерства магии.
Сделать вид, что они не знакомы? Мэри тогда это показалось глупым. Она поздоровалась — пожалуй, слишком тепло. А он замедлил шаг, и в его глазах промелькнуло выражение замешательства. Скользнул по ней быстрым взглядом, губы дёрнулись, слово он хотел что-то сказать… И прошёл мимо.
Были и другие встречи. В школе у дочери, во время недолгих родительских визитов на мероприятия. Её Натали училась на Гриффиндоре, но Мэри не удавалось миновать декана соседнего факультета. Случайно ли?..
В первый раз после того, как сами окончили эту школу, они столкнулись в декабре девяносто третьего — в длинном лазоревом коридоре по дороге в башню Равенкло. С Мэри о её девочке, проявившей ранние спонтанные способности к сложным чарам дезиллюминации и отвода глаз, пожелал побеседовать профессор Флитвик…
Внезапно откуда-то с боковой лестницы словно сквозняком вынесло худощавую фигуру в необъятном чёрном плаще. Длинные полы взметнули коридорную пыль, широкие скорые шаги отразились эхом от гулких стен. Он заметил её, сверкнул глазами из-под нависшей на резкое лицо пряди длинных, неухоженных черных волос, замер на мгновение…
Она не успела тогда даже сказать: «Здравствуй!» Ей лишь показалось, что он криво усмехнулся, прежде чем, стремительно развернувшись, так что скрипнули на полу каблуки черных лаковых ботинок, исчезнуть в сумрачном ответвлении коридора.
Вторая встреча случилась в директорском кабинете в том же году, в апреле, в присутствии Дамблдора и Макгонагалл. Учителей заботило снижение успехов в зельеварении у Натали, отчётливо обозначившееся к концу учебного года.
Седовласый директор мерил аршинными шагами кабинет, теребя заплетённый в старомодную косичку кончик длинной окладистой бороды, хитро щурил чересчур молодые для его лет льдисто-голубые глаза. Гриффиндорский декан, пристроившись за широким столом и предложив Мэри чашку чая, последовательно и сдержанно повествовала о важности родительского контроля за дополнительными занятиями учеников в каникулы. Выражала опасения, что падение интереса к предмету не даст девочке в дальнейшем хорошо сдать экзамены СОВ. Сетовала на неусидчивость Натали и непостоянство в увлечениях: то спорт, то чары, то трансфигурация…
Мэри молча слушала, обеими руками обхватив узорчатую чашку. От тонкого фарфора шло сильное, глубокое тепло, в воздухе витал свежий аромат мяты и засахаренных лимонных корочек. Слова Макгонагалл почти не застревали в сознании: все её внимание занимал он, преподаватель самого нелюбимого предмета её дочери, глубоко утонувший в высоком кресле в самом тёмном углу кабинета. Она видела его острые колени, завешенные полой тяжёлой чёрной мантии. Узкую кисть, прикрытую едва ли не до костяшек кулака туго застёгнутой манжетой, задумчиво потирающую изжелта-бледный лоб. Опущенные синеватые веки, длинные волосы, небрежно заправленные за уши…
Нетронутая чашка остывшего чая сиротливо покоилась на широком подлокотнике.
За весь разговор он не проронил ни слова и ожил лишь тогда, когда Дамблдор напрямую обратился к нему:
— А вы что скажете, коллега?
— Скажу, что если ученица не обладает достаточной самодисциплиной и талантом, в моем классе ей делать нечего. Впрочем, если вам будет угодно назначить дополнительные занятия… Я могу идти?
— Разумеется, коллега…
Он встал, сухим кивком попрощался с директором и Макгонагалл, и бесшумным облаком мрака растаял за дверью, никак не отреагировав на её тихое «До свидания!».
В третий раз судьба свела их весной 1995 года, когда Мэри забирала дочь на пасхальные выходные повидаться с ненадолго приехавшим из Америки отцом, а потом сама сопроводила её в школу, чтобы девочка не испугалась первого путешествия по каминной сети. Передав Натали с рук на руки Макгонагалл в деканском кабинете, она тепло простилась со своей девочкой и её учительницей. Внезапно ей захотелось немного побродить по школьному замку, вспомнить юность, побывать ещё раз в Хогсмиде, накупить сластей и сувениров, а уже оттуда аппарировать домой.
Движущаяся лестница вот-вот должна была завершить свой поворот, чтобы дать ей возможность спуститься с шестого этажа. Но нижняя площадка ещё не успела окончить поворот и с лёгким скрипом войти в пазы неподвижного отмостка, когда она скорее почувствовала, чем услышала шорох тяжёлых одежд за спиной. Обернулась…
Он стоял на верхней балюстраде, в пяти шагах от неё, явно намеренный тоже сойти вниз. В темных глазах с почти невидимыми зрачками мелькнуло неожиданное замешательство.
— Здравствуй…те! — Она почему-то не рискнула обратиться на «ты». Все-таки, со школьных лет немало воды утекло…
Он овладел собой в мгновение ока. Резко вскинул голову, выпрямился, напрягся. Насмешливая гримаса исказила тонкие губы:
— Не премину, миссис Макдональд. Если вы меня перестанете преследовать, разумеется!
Не дожидаясь ответа, он легко скользнул мимо неё, обдав горьковатым запахом лаванды и драконьей кожи, едва не коснувшись её руки полой развевающегося длинного одеяния. Не дожидаясь, пока остановится лестница, длинным шагом перемахнул метровый зазор между нижней ступенью и стабильной площадкой. И, так и не обернувшись на её отчаянный взгляд в спину, понёсся дальше.
Она снова не успела ему ничего сказать...
Теперь от него осталась только наполненная страданием оболочка, в которой по какому-то недоразумению всё ещё теплилась жизнь.
«Ему же больно!» — закричала в сознании Мэри четырнадцатилетняя девочка, стоящая в больничном крыле Хогвартса у постели сокурсника.
— Нет, только не это!.. Северус…
Ощущение дежавю накрыло её с головой.
* * *
27.03.1998. Вьетнам