-Сейчас, сейчас, все увидишь. Не бойся,- одарил он меня отеческим, странно нежным взглядом.
Местные посетители, все как один знакомые по газетным заголовкам и хроникам политических новостей, были спокойны ровно так же, как мой сосед. На сцене был установлен стул, рядом стоял стол, накрытый простыней. Нутро прострелило болью, вызванной догадками и беспокойством.
Из-за кулис вывели обнаженного Дурочка, усадили на стул, крепко привязали, заткнув рот кляпом. Вслед за ним показался мужчина в бесформенной рясе и безликой маске, ведущий под руку плохо понимающую и, кажется, пьяную пигалицу. Встав напротив Дурочка, мужчина широко расставив ноги промолвил:
-Да начнется представление!
Девочка сдернула простыню со стола. В тусклом свете мелькнула сталь. Завороженно провела ладонью по скальпелям, ножам и щипцам. Взяла понравившейся. Снова мелькнула сталь.
С каждой секундой градус возбуждения рос. Высокочтимые зрители, не стесняясь, млели от удовольствия. Пигалица, с каждым надрезом орудовала все более рьяно, ожесточеннее; Дурачок мычал. Я вцепившись в подлокотники, не в силах отвести взгляд, безумно трясся. Филин, свернув губы в трубочку, азартно тер ладони, будто и впрямь, смотря на представление. Отчасти, так оно и было.
Дело близилось к кульминации. Буквально разделанный Дурачок, уже даже не мычал, безумно вращая глазами. Его нежданный палач, смотрел на него глазами, еще более безумными. Не стесняясь, она хохотала, слизывая кровь прямо с лезвия, откусывая неровные куски отрезанного мяса, насмехалась над ним и его беспомощностью. Неожиданно, мужчина, про которого все уже забыли, оттеснил её, таким же воодушевленным басом провозглашая:
-Дадим нашему другу последнее слово!
Он вырвал кляп, поднес по волшебству появившейся в руках микрофон к изуродованному лицу, застыл в ожидании. Весь зал застыл в ожидании. Филин застыл в ожидании. Пуще прежнего, до хруста костей сжав подлокотники, застыл в ожидании и я. Видимо поняв, что от него ожидают, он молвил:
-Мама.
И испустил дух. Зал был все так же напряжен, будто ожидая продолжения. Оно не заставило ждать. Убрав микрофон, он снова, будто по волшебству, достал из рясы пистолет, тут же наставляя его на ничего не понимающую от эйфории женщину. Она с улыбкой взглянула в дуло. Прузвучал выстрел – пигалица отправилась вслед за Дурачком.
-Зло должно быть наказано. Уроборос.
Зал зашёлся в овациях. Филин, заведенно свистел и хлопал. Высокочтимые гости, разом позабыв манеры, изводились в групповом темном экстазе. Сбросив маску и рясу, купаясь в лучах грязной славы, улыбался мэр. Идеальная улыбка и точеные черты, в моем разуме превратились в гнилостный оскал и болезненную горбатость. Отныне, передо мной стоял не мэр, но демон, страшное порождение адских глубин.
Сбросив оцепенение, я бросился прочь, спотыкаясь и плача. Словно во сне, стены плыли, соленые слезы мгновенно впитывались в сухую, пергаментную кожу. Неожиданно со всей силы влетел в дверь, которая оказалась входом в спасительный туалет; боль отрезвила меня, дала понимание того, что нужно делать. Выворачивая и так пустой желудок, я медленно успокаивался.
Обессиленно упав на грязный пол, в окружении нечистот, я захныкал, жалея себя. В голове вертелась одна мысль.
Он так и не понял, что мать его продала.
Однажды ты нырнешь в анабиоз, но
Вместо сада райского и поз бронзовых бейонс
Годы пустыни вокруг обоза
А всё то, что можно обсосать — обсосано
У ног твоих, свернувшись калачом
Ждет тебя, припрятав в кулачок харчок, дурачок
Ты приласкай его и он с тобой поделится
Там хватит для тебя и абрикосового деревца
(хаски – дурачок)
Конец