– Ну что, может, все-таки поздороваемся… – спросила Даша коридорную темноту и, не дожидаясь ответа, вскочила с места и в два широких шага оказалась у выключателя. Ненавидящая этот дом всей душой, она больше всего боялась, что он её вспомнит.
***
– Мама, от кого мы прячемся?! – Даша лежит, укрытая с головой. У самого лица колотится испуганное сердце мамы, а где-то там, над одеялом, находится то, что его так испугало. Вместо ответа мать крепче прижимает ее к себе, девочка хочет пискнуть из-за прищемленных волос, но, ощущая железную мамину хватку, не решается даже удобнее повернуться. В комнате тихо, не слышно шагов, скрипа или чьего-то тяжелого дыхания, и Даша не может понять, чего же ей нужно бояться. Неожиданно мать вскрикивает и подпрыгивает на кровати, не замечая, что уже душит девочку.
– Мама! Мама хватит! Пусти меня! – Даша толкается руками и упирается ногами в живот дрожащей всем телом женщины, пока та не падает на пол. Завернувшись в одеяло, как в кокон, девочка начинает плакать, пока неожиданно для самой себя не засыпает.
***
Даша вышла в коридор и остановилась напротив спальни матери. На ковре все еще валялись засохшие лепестки декоративных ромашек, которым мать собиралась поменять воду, за секунду до того, как в этом действии ей отказало сердце. Разбитую вазу убрали, когда выносили тело.
Всего неделю назад эта одинокая женщина двигалась и дышала. Интересно, думала ли она о дочери или давно забыла о ней, окруженная своим драгоценным безумием.
Коридор, в котором мать испустила последний вздох, выглядел гораздо спокойнее, чем комната, в которой она жила и дышала. Даша переступила порог и включила свет. Только в одном из трех плафонов загорелась лампочка – по комнате будто разлилось старое подсолнечное масло. Голубые обои потускнели и на большинстве стыков отошли от стен.
Этот старый, почти мертвый дом не был перед ней виноват. Ему лишь выпала участь стать больным организмом для агрессивного паразита. В шестнадцать Даша покинула его, и пока воспоминания о криках и прятках в его комнатах постепенно стирались, главный страх оставался при ней. Наследство матери могло перейти внучке.
Девушка прошла на середину комнаты и встала лицом к шкафу. Левая дверца так и висела на одной петле.
Из нутра тянуло той же тошнотворной затхлостью, что из кладовки. Но здесь воняли другие воспоминания – пыльный душный воздух, который будто забивал легкие ветошью, слабый запах засохшей апельсиновой корки от моли – единственной игрушки во время заточения. Покачав дверцу между пальцами, Даша распахнула её. На перекладине болталось несколько вешалок: на одной шерстяное пальто, на двух других пара платьев, на последней – пиджак. Мать никогда не отличалась таким аскетизмом. В недоумении девушка открыла правую створку. Перекошенные полки оказались забиты одеждой, которую толкали второпях. С верхней свисала пожелтевшая тряпка. Даша потянула за край и вытащила из кучи длинную сорочку матери. Перехватила за бретельки, повертела – красновато-коричневое пятно на юбке так и не отстиралось полностью. Теперь она понимала его происхождение. Даже смешно, что когда – то она так боялась за мать. Пока не поняла, что бояться нужно её.
Сбросив пиджак на покрытое старыми газетами дно шкафа, Даша повесила сорочку на освободившуюся вешалку и закрепила крючок на дверце. Поставила стул напротив и села, почти не моргая и не дыша.
***
Девочка вбегает в мамину спальню, услышав грохот. На полу лужа, пластиковое ведерко валяется где-то в углу комнаты, настороженной и притихшей, как и сама мать, которая остановила суетливую субботнюю уборку, когда опять началось это.
– Что мы можем придумать? Куда спрятаться? – мама мечется взглядом по комнате, поглядывает на приоткрытый шкаф, смотрит на тяжелые, волочащиеся по полу шторы. Замечает Дашу. Та не успевает ойкнуть и тут же оказывается в цепких объятиях матери. По лицу девочки, стараясь закрыть ей глаза, скользят дрожащие, пахнущие тряпками руки. В комнате тихо, и только отрывистый полушепот заставляет испытывать необъяснимую тревогу.
– Она в доме! В доме…
И вдруг Даша уже в шкафу. Щелкает магнитный замочек, и остается только тонкая полоска света, сквозь которую видно крадущуюся к дверному проему маму. Со своего места девочка не видит, есть ли кто-то в темной прихожей. Мать движется бесшумно, Даша почти не дышит и не моргает, наблюдая за ней. Тишина нарастает, раздувается, как мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть. И лопается от крика женщины, пошедшей в наступление на темную пустую комнату.
Она выбегает, захлопнув за собой дверь. Из прихожей доносится топот и крики. Потом что-то падает с металлическим звоном, и Даша не выдерживает. Со всей силы она толкает дверцу шкафа и вырывается на свободу. Пробегает по холодной мутной луже и дергает дверь, готовая, наконец, увидеть страшную тетю. Но в прихожей только мать. Она стоит, уперев руки в спину, и тяжело дышит, глядя на потолок. Под ногами у неё – металлическая лестница, которая ведет из дома на чердак.