– Папа занесет. Бабушка уже старенькая. Бабушке тяжело будет.
Мальчишка еще пару секунд посверлил её своими колючими материнскими глазенками и с визгом плюхнулся возле поверженного танка. Повернул рычажок на пульте, наблюдая, как завертелись беспомощно опрокинутые кверху колеса.
Пламя в камине затрещало. Блики на почерневшей каменной кладке заметались, подключая комнату к своему взволнованному танцу. Тень от склоненного над игрушкой мальчика задергалась и, как показалось Бо, даже вытянулась. Старуха заерзала в кресле, пытаясь прилечь на спинку, чтобы распрямить грудную клетку, которая будто давила на сердце. Раздалось гудение игрушечного моторчика и тут же на правую ногу в длинном вязаном чулке наехала ожившая тяжелая штуковина. Божена только открыла рот, чтобы сделать замечание внуку, как тот сорвался с места и выбежал из комнаты:
– Папа пришел! Папа, принеси бабушкины конфеты!
Действительно, в соседней комнате хлопнула входная дверь, а по ногам прошелся холод. Бо услышала голос сына, шепот невестки и нетерпеливый топот внука. Сама она отяжелевшая раскинулась в кресле, закрыв глаза, чтобы не видеть, как прыгают стены.
– Мама? – встревоженный голос раздался над самым ухом. Божена открыла глаза и увидела склоненного над ней Степана. Шерсть на воротнике его дубленки промокла и склеилась торчащими иголками.
– Все хорошо, сынок! Задремала немного. Ночь-то длинная предстоит.
– Сиди, отдыхай. Колька говорит, чтобы я какие-то пакеты занес. А где они?
– На крыльце их оставила. Этот шалопай выскочил раздетый мне навстречу. Без присмотра он у вас, – чуть помолчав добавила она, выпрямляясь в кресле.
Сын вышел из комнаты, а на кухне снова что-то громко стукнуло. Окончательно придя в себя, старуха оттолкнула ногой игрушку и поднялась. Решила помочь невестке – уж один салат должен сегодня получиться съедобным.
Кухня в доме сына была для Божены невоплощенной мечтой о просторе и функциональности. В то время как на её кухоньке под обеденным круглым столом, зажатом в углу, громоздилась коробка с соковыжималкой, здесь все имело свое место. Бо представляла, как Кристина кружит здесь в своем нарядном желтом фартуке, нажимает блестящие зеркальные кнопочки, и вся эта дорогая техника послушно отвечает ей ароматным паром, поджаренным хлебом или свежевыжатым соком. Поэтому всегда оказываясь в этом месте, старуха пыталась хоть на полчаса почувствовать себя его хозяйкой, принося в жертву самолюбие невестки. В компании свекрови, Кристина слишком мелко резала картофель, слишком слабо месила тесто и слишком выряжалась.
«В пеньюаре борщ не варят», по мнению Божены эти слова подошли бы больше, чем бессмысленное «В этом доме все друг друга любят» на подарочной разделочной доске, которая висела над столом. Для красоты.
Так и сегодня, ткнув вилкой в сваренную морковь, старуха вздохнула, и снова поставила кастрюльку на огонь. И так незаметно оттеснила невестку от стола, то подкладывая еще одну ложку сметаны в только что приготовленный салат, то, опасаясь изжоги, меняя чили на обычный перец. Кристина молчала, с тоской поглядывая на суету свекрови, такой же старой и капризной, как её канализация. Именно так их застал Степан, вернувшийся с улицы растерянным и озабоченным.
– Мама, я обошел двор от калитки до калитки, но не нашел твоих пакетов. Ты их….точно брала? – в его интонации слышала тревога и забота, и это было оскорбительно. Это меняло положений сил, потому что Кристина еле заметно улыбнулась и тут же постаралась скрыть свою усмешку, сжав губы и нахмурив напудренный лоб.
– А кем ты мать считаешь? Полоумной старухой? Конечно, брала! Еле донесла. Вся спина на таком холоде вспотела, – Божена направилась к сыну, но тут же опомнилась и вернулась к столу. Принялась укладывать слои печеночного салата, всем сосредоточенным видом показывая, что никто не сделает это лучше нее.
Кристина поднялась со своего места и, переняв у мужа озабоченную интонацию, подошла к свекрови:
– Божена Викторовна, но ведь такое могло быть. В прошлом году вы были уверены, что выключили воду. Так и сейчас… оставили подарки дома, а вспотели, потому что добирались по рыхлому снегу. У нас здесь некому воровать. Все соседи друг друга знают, а чужих в такую погоду, и в такой вечер вряд ли сюда занесет.
– Соседей они знают! А мать родную… – в этот момент Бо почувствовала слабость. Ту же тяжесть в ногах и гул в голове она ощущала каждый раз, когда, наконец, укладывалась спать после бессонной ночи. Взбудораженная мимолетными тревогами или подавленная мыслями о старости, когда от безделья и ненужности устаешь сильнее, чем за всю трудовую жизнь. Она блуждала по квартире, пока вокруг светильников не начинали плавать темные пятна.