Дом с голубой спальней
– Что мы можем придумать? Куда спрятаться? – спрашивает мама, а сама мечется взглядом по комнате, поглядывает на приоткрытый шкаф, на тяжелые, волочащиеся по полу шторы, на стоящую посреди холодной грязной лужи дочь. Пустое пластиковое ведро закатилось под узкий старый диван, который больше ни разу не раскладывался после ухода отца. Но на его спинке каждую ночь ночует его позабытая рубашка. Даша тоже смотрит на комнату: на огромный шкаф с темным зевом, на бледную, покрытую испариной мать, на скомканную тряпку посреди разлитого по полу болотца. Даша вот-вот готова расплакаться. Домашние мягкие тапочки промокли насквозь, и, если им придется бежать по дому, ища место для укрытия, холодная вода будет противно чавкать между пальцами.
– Мама, она опять пришла? – ребенок переступает мелкими шажками и утыкается дрожащей всем телом женщине в юбку.
***
«Долбанная, сумасшедшая сука!» – слова пронеслись в голове, а губы так сжались от злости, что сигарета смялась. Бессильная ярость сбила дыхание и заклубилась темной дымкой перед глазами. Даша облокотилась о старый дощатый забор, дожидаясь, когда все закончится и можно будет сделать глубокий вдох. Там, за пляшущими темными пятнами, в вечернем сумраке ее ждал дом. Большой, выложенный из посеревшего кирпича, с тремя жилыми комнатами, маленькой кухней и недоделанным санузлом. Приземистый, как жаба, широкий и неприветливый дом, в котором она провела свое тревожное, непонятное детство.
Когда дымка, наконец, рассеялась и стало видно пыльные носки кроссовок Даша подняла голову. Дом тут же упулился ей в глаза двумя широкими окнами на фасаде. Одно из них, все еще зашторенное, принадлежало спальни матери. С болезненной ясностью девушка представила её обстановку. Диван у стены, трехстворчатый шкаф с покосившейся крайней дверцей и старое проваленное кресло у окна.
«Там я точно ночевать не буду» – решила Даша и просунула руку через штакетник. Пошарила рукой по шершавому дереву и со вздохом толкнула калитку вперед.
Одному Богу известно, как давно сорвали крючок, и что ей еще предстоит обнаружить.
***
– Белье поснимай! – кричит мама через гул усиливающегося ветра. С востока торопливо наплывают злобные черные тучи. В такие моменты, когда тревога матери смешивается с тревогой природы, Даше кажется, что все эти ливни и грозы приходят только для того, чтобы топить их дом. Она с тоской смотрит на улицу, на притихшие дома соседей и понимает, что противостоять предстоит только им. Пока мама возится с крючком на калитке, неумело загибая гвоздь, девочка берет с крыльца большой белый таз и отправляется в сад. Переставляя за собой маленькую скамейку, она постепенно стягивает с веревки еще влажные простыни и полотенца, мамину сорочку с бледным красновато-коричневым пятном на юбке, которое пугает девочку. Оно заставляет думать о чем-то страшном, что случилось с мамой ночью, и о чем та никогда не сможет ей рассказать. С яблоней, между которыми натянута веревка, летят листья и сухие ветки. Начинается настоящая буря.
Даша срывает оставшееся белье. Первые крупные капли жалят её в спину и прогоняют из сада. Тазик неподъемный. Пальцы дрожат, впившись в загнутые эмалированные края, а сандалии скользят по мокрым плиткам. Девочка уже поворачивает за угол и вдруг слышит истошный крик матери.
– Беги скорее в дом! И закрой дверь! Я ее задержу!
С колотящимся сердцем и режущей болью в пальцах девочка залетает на крыльцо и оборачивается на маму. Та, вцепившись одной рукой в калитку, машет молотком, угрожая пустой, размытой от ливня улице.
– Беги в дом и закройся! – снова слышит Даша и, собрав последние силы, вбегает с тазиком по ступеням. Когда она закрывает за собой дверь, шум смолкает, и комната в глазах тут же расплывается от выступивших слез.
***
Даша успела закрыть дверь до того, как выглянувшая из дома напротив соседка ее окликнула. Ничего не изменилось. Шепотки, взгляды, сплетни всю жизнь липли, как мухи. А мать была словно подвешенная к потолку, копошащая всем этим клейкая лента.
Девушка быстро пробежала по комнатам, чтобы задернуть шторы. Она старалась не вглядываться в дом. Ей не хотелось пускать его болезненный вид в свой еле выстроенный мирок. Если бы такое было возможно, она бы пробыла в нем с закрытыми глазами. Не глядя, навела порядок перед продажей и сдала бы ключи, как переходящее по наследству проклятие. С ощущением вины и облегчения.