От слов временного мага самый старший возница вздрогнул, и алая рыбка, которую он как раз вынимал из фургона, выскользнула из рук и грохнулась на дорогу. Раздался хрустальный звон, пышный рыбий хвост откололся, и скульптура истаяла в воздухе, словно была соткана из тумана.
- Такую красоту загубил. - Артём достал из рукава белый носовой платок, промокнул сухие глаз и вперил ледяной взгляд в дрожащего, как осиновый лист, мужчину. - Прощай, неумёха!
С ладони мага слетел прозрачный, похожий на мыльный пузырь, шар и медленно поплыл к вознице, непрерывно увеличиваясь в размерах.
- Ба-бах! - крикнул Артём, и мыльный пузырь, заглотнув несчастного, лопнул вместе с ним. - Продолжаем работать, господа!
Маг хлопнул в ладоши, и двое бледных, как парафин, возниц, повернулись к фургонам. Вынимая из повозки скульптуры, бедняги старались действовать предельно осторожно, но откуда им было знать, что живые скульптуры не терпят прикосновений живых существ? Как снег под жарким солнцем, испарились фигурка прекрасного юноши с крыльями за спиной и голова женщины с яркими малахитовыми змейками вместо волос.
- Отправляйтесь за своим приятелем! Невежды! - разозлился временной маг, и возниц поглотило чёрное пламя. - Вот и всё. Быстро и неинтересно. Попробуем развлечься в другом месте.
И, крутанувшись на каблуках, Артём исчез, оставив после себя сноп весёлых радужных искорок…
Апельсиновое солнце скрылось за горизонтом, отдохнуло, вновь поползло ввысь, и с первыми рассветными лучами каменный всадник шевельнулся, застонал и сполз с холодного лошадиного крупа. Первым делом он достал из-за пазухи витую цепочку с золотой монетой, исчерченной загадочными знаками, поцеловал её, торжественно произнёс: "Спасибо!" - и бережно спрятал обратно. Закончив ритуал, Пафнутий оглядел чёрные крупы пасшихся неподалёку коней, подобрал с земли три магических кинжала и покачал головой:
- Неправильно всё это, хоть убей, неправильно! - Торговец накрыл повозки холстом, распряг волов, расседлал лошадей и достал из-за пазухи свёрнутый в трубочку лист с печатью. - Вот так-то, Пафнутий! Не ожидал, что погибнешь в родном мире? - ядовито спросил он себя, бросил завещание на козлы первой повозки и, скорбно подумав, что жизнь пролетела неожиданно быстро, растворился в воздухе.
Две недели пролетели для Ричарда как одно мгновенье. Две недели почти непрерывного наслаждения. Никогда ещё инмарец не позволял себе расслабиться так надолго. Отец с детства внушал ему, что человек, облачённый властью, должен постоянно держать руку на пульсе, и принц, насколько позволяли неугомонный характер и страсть к путешествиям, старался следовать этому правилу. И хотя Ричард не желал власти, она у него была, а "власть это, прежде всего, обязательства, а не привилегии" твердил ему отец, и чтобы с ним ни случалось, принц всегда чувствовал себя ответственным за судьбу Инмара.
Но красота и темперамент молодой жены затмили мудрые наставления Леонида Степенного, и инмарец забыл о родной стране. Станислава понравилась Ричарду ещё на Земле, было в ней что-то уютное, домашнее, а уж трепетной любовью к стряпне она, как никто, напоминала Прасковью. Ещё тогда инмарец хотел поухаживать за прекрасной Хранительницей, но она выбрала Диму, и принц отступил в сторону. Однако судьба заложила крутой вираж, и Ричард всё-таки получил Стасю.
До того, как молодая жена бросилась к нему в объятья, инмарцу было ужасно стыдно перед побратимом, но вскоре забыл и о нём. Две недели, днём и ночью, Ричард упивался прелестями Хранительницы, не вспоминая о прошлом и не думая о будущем, пока сегодня в сладостный сон о том, как они со Стасей выбирают имя для новорожденной дочери, ворвался временной маг. Принц никогда не видел Артёма таким: порванный радужный плащ, сапоги, заляпанные бурой глиной, перепачканное кровью лицо. И слёзы, горькие и отчаянные, как у обиженного ребёнка. Ричард хотел успокоить друга, но проснулся.
В спальне было темно. Рядом мирно посапывала Станислава.
- Пустое, - пробормотал инмарец, но образ Артёма не отпускал.
Слишком глубоко запал ему в душу безалаберный временной маг. Сильный, опасный и беззащитный как дитя. Ричард и сам не знал, когда Тёма стал для него кем-то вроде младшего братишки. Может, в Кероне, когда они служили в гвардии Олефира, или ещё раньше, в Вилине, когда Артём умирал на руках Димы.
Ричард сел, потёр заспанное лицо, потом осторожно, чтобы не разбудить Стасю, выбрался из постели и оделся. Устроился в кресле, возле потухшего камина, сжал голову ладонями, и мрачные мысли хлынули в сознание. Боль и стыд охватили новоявленного принца Лайфгарма, и он ничего не мог сказать в своё оправдание. Женившись на Станиславе, Ричард ни разу не поинтересовался, что стало с друзьями. А ведь от Фёдора можно было ожидать любой каверзы. "Я должен всё исправить", - подумал инмарец, встал и на цыпочках покинул спальню. Впервые за четырнадцать дней.
Литтийский дворец только начинал просыпаться. В пустынных коридорах слуги поспешно натирали дубовый паркет, а молоденькие горничные с лейками в руках сновали между кадками и вазонами. Стася обожала комнатные растения, и её стараниями дворец буквально расцвёл. Большие и маленькие, узколистные и широколистные, с цветами и без - растения были повсюду. Десятки горничных ежедневно суетились вокруг нововведения принцессы: поливали, рыхлили землю, протирали листья влажными тряпочками. "Всё-таки моя жена на редкость хозяйственная женщина, - довольно отметил Ричард. - А как готовит…" Он вспомнил божественно вкусную утку с апельсинами, и рот мгновенно наполнился слюной. Но вслед за уткой перед мысленным взором возникло потерянное и несчастное лицо Артёма, и, тихо выругавшись, зашагал быстрее. Коридоры сменялись галереями, мраморные и деревянные лестницы то уводили инмарца вглубь здания, то выносили к входным дверям. Ричард не знал, куда и зачем идёт, но вернуться к жене сейчас, когда в сердце бушевала тревога за друзей, не мог. Станислава тотчас уловила бы беспокойство и начала задавать вопросы. И что бы он ответил? Ричард примерно представлял, как отреагирует Стася, стоит упомянуть Артёма или Дмитрия. А скандалить и ругаться не хотелось. Не любил он ссор и считал, что в семейной жизни их нужно избегать. Вот и бродил по Литтийскому дворцу, точно заплутавший в лесу путник, в тайне надеясь, что судьба сама даст ответ, что делать и как быть.
В крыле для прислуги Ричард задержался. Вокруг царили гомон, шум и веселье. Все куда-то спешили: кто с ворохом белья, кто с тряпками и вёдрами, кто с подносами и кувшинами. На принца смотрели хоть и насторожено, но дружелюбно. Кивали, кланялись, желали здоровья и процветания. Инмарец сначала отвечал любезностью на любезность, а потом сбежал. Нырнул в приоткрытую дверь и оказался во дворе. Тут народу было поменьше, зато грязи больше, а под ногами крутились куры и утки. Мысленно чертыхаясь, Ричард распихал птиц ногами и, перепрыгивая через вонючие лужи, направился к конюшне. "Достало всё!" - подумал он, ворвавшись в полутёмное, пропахшее конским потом помещение. При его появлении магические лампы засветились ярче, и Ричард с интересом огляделся. Геласий любил лошадей, и литтийские конюшни по праву считались лучшими в Лайфгарме. Ходили слухи, что многие из рысаков лирийского царя доставлены из других миров. Так это или нет, Ричард не знал, но лошади, мирно прогуливающиеся по просторным, выскобленным добела стойлам, завораживали грацией и красотой.
Из-за перегородки высунулась бело-серая морда и умными, внимательными глазами уставилась на инмарца, словно спрашивая: "Зачем пожаловал, принц?" Ричард подошёл к коню и положил сильную широкую ладонь между подрагивающими острыми ушами.
- Привет.
- Удрать решил?
Инмарец вздрогнул от неожиданности, а конь громко фыркнул и отошёл от двери, будто хотел спрятаться от императора.
- Просто гуляю, - с запозданием ответил Ричард и обернулся.
Несмотря на ранний час, Фёдор был облачён в золотые парадные одежды. Вальяжной походкой он приблизился к зятю и остановился, укоризненно глядя в стальные глаза.
- Да что такого я сделал? - вспылил принц. - Или ты посадил меня под домашний арест?
- Ты оставил жену.
- На пару часов!
- Стася скоро проснётся и будет крайне огорчена, не обнаружив рядом любимого мужа. А ведь твоя задача, Ричи, делать мою дочь счастливой.