Такова система, провозглашенная дикарями самой достойной и самой совершенной.
Во время вечерних прогулок я мог наблюдать лишь жизнь низов. Из любого положения есть выход. Я нанял хорошего гримера, и этот парень оказался настоящим волшебником: он сделал меня белым (за деньги в Америке можно сделать все!). Затем портной, получивший приличное вознаграждение, превратил меня в настоящего денди. И тогда, нацепив золотистый парик, придававший мне слащавый вид, воткнув в петлицу белую гвоздику, я начал выезжать в свет.
Главное — пустить пыль в глаза! Дикари были в восторге от поддельного красавца. Они решили, что в его жилах течет голубая кровь. Притворяясь демократами, они в душе обожают громкие титулы. Я назвался графом Монте-Киско и сорил деньгами вовсю.
Передо мной открылись все двери — ювелирных магазинов, театров, шикарных ночных кабаре, домов нью-йоркских богачей. Один важный-преважный епископ пожелал завербовать меня в члены своего клуба. Только самым большим снобам открыт доступ в этот роскошный клуб. Я стал желанным гостем всех гостиных и салонов. Меня приглашали на обеды и коктейли. Новые друзья из высшего класса порой оказывали мне честь, прося у меня денег взаймы.
Я бросился в этот сумасшедший водоворот, чтобы получить более полное представление о дикарях. Я изучал жизнь «сливок общества». Все эти дикари со знаком превосходства — долларовым знаком, запечатленным на их бледных лицах, напоминали мне жирных котов, залезших на самую верхушку мусорной свалки. Меня избирали в члены правления разных корпораций, приглашали на заседания благотворительных комитетов. Жирные коты могут радоваться собственному благополучию только при виде тощих.
На каждом приеме я знакомился с сотней знаменитостей — деятелями рекламы и коммерции, законодателями мод, финансовыми тузами и сортировщиками мусора из бульварных газет. У одних глупость была на лице написана, другие старательно делали умное лицо, третьи были вообще безлики.
В литературных салонах я встречал литературных львов. Это были покорные бесхребетные существа, лишенные зубов и когтей. В своих творениях они с нежностью изображали дикарей, как те того требовали, и, безоговорочно принимая дикарскую систему, воспевали ее, подобострастно виляя хвостом. Это называется у них свободой творчества.
Один дикарь очень любил пуговицы. Он их жадно собирал. Но чем больше у него их становилось, тем больше он желал иметь еще. Вскоре он стал обладателем колоссального количества пуговиц, какое лично ему никогда не понадобилось бы. Однако он продолжал собирать пуговицы. Он сделал это своим постоянным занятием: давал пуговицы взаймы, под залог, прибегал к любым сомнительным сделкам, лишь бы завладеть новыми богатствами. Все казалось ему мало. Страсть к пуговицам превратилась у него в манию.
Он складывал пирамиды из пуговиц, заставлял пуговицы работать на себя, и они размножались у него, как кролики. Уже перещеголяв всех знакомых, он все-таки старался разными правдами и неправдами выманивать у них пуговицы. Он знал, что есть еще люди, у которых их больше, чем у него, и это заставляло чувствовать себя бедняком и неудачником. Он хотел быть первым обладателем пуговиц во всем нецивилизованном мире.
Итак, он посвятил всю жизнь собиранию пуговиц. Он молился Великому Белому Отцу, чтобы тот ниспослал ему побольше пуговиц. Он подкупал колдунов, надеясь, что те своей ворожбой помогут ему захватить новые кучи пуговиц. В часы бодрствования и в часы сна его мозг был подчинен одной лишь навязчивой мысли. Он не признавал ни искусства, ни философии, отдых был для него несуществующим понятием. За едой (хотя на еду у него почти всегда не хватало времени) он думал и говорил о пуговицах — все прикидывал, как бы загрести их побольше. Он старался — и небезуспешно — отнимать пуговицы у друзей, если узнавал, что кто-нибудь начал их собирать. У него не было времени любоваться природой. Он не замечал ни деревьев, ни неба, ни звезд, хотя неустанно путешествовал. Он не мог выкроить ни минутки, чтобы пройтись пешком до угла, так как вечно мчался то на поезде, то в самолете, то в автомобиле куда-нибудь за пуговицами. Если же изредка брал себе отпуск, то часть его так или иначе посвящал своей страсти.
Этот маньяк в юности страдал от робости и чувства неполноценности. Он был подобен толстухе, которая, зная, что ее никто не любит, утешается тем, что набивает себе желудок шоколадом. Другие молодые люди были красивее и умнее его. Он трепетал при мысли, что над ним смеются и не хотят его общества. И он решил добиться успеха. Он будет собирать пуговицы. Он докажет свое превосходство: соберет больше пуговиц, чем любой другой дикарь. Он женился и обзавелся семейством. Сыновья выросли и пошли по его стопам, тоже занялись пуговицами.
Влиятельное лицо в своей общине, он был предметом восхищения и уважения, если не общего, то во всяком случае тех, кто поклонялся пуговицам.
Из развлечений он признавал только одно — сбор пожертвований в роскошном, обитом бархатом церковном клубе. Приглушенное шуршание пуговиц на мягкой подушечке, положенной на тарелку, было музыкой для его слуха, божьим благословением. Он слыл человеком примерных привычек, нравственным образцом для ему подобных, для тех, кто тоже усердно собирал пуговицы. ПУГОВИЦЫ — ЭТО ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ. СОБИРАЙ ПУГОВИЦЫ! Он не курил. Не пил. Почти ничего не ел. И очень редко спал с женщинами, считая, что это, во-первых, грешно, а во-вторых, слишком дорого стоит.
И вот он собрал уже столько пуговиц, что они не стали поддаваться счету. Но это лишь побуждало его загребать обеими руками еще и еще. Ему доставляло неизъяснимое наслаждение взирать свысока на тех, у кого было меньше пуговиц, чем у него. Собственно говоря, теперь он уже мог взирать свысока на всех.
Так жил он долгое время, зарывшись с головой в свои пуговицы. Но вдруг случилось нечто непостижимое: пуговицы начали ускользать. Вначале появилась маленькая течь. Он не мог обнаружить, откуда, не знал, в чем причина. Потом стало исчезать побольше, и вот уже смыло целый слой. В панике он пытался заткнуть брешь, остановить стремительный поток, но пуговицы растекались целыми реками во все стороны.
Никакие усилия не спасли его богатство. Он снова очутился на голом месте, откуда начинал свой путь, без единой пуговицы.
Это было чудовищно. Он кричал. Он таращил глаза. Он вопил, кружился в исступлении. Молился. Проклинал. Бормотал бессвязные слова. Считал пуговицы, которых у него уже не было. Бредил. Отказывался от пищи. Не узнавал своих родных. Пришлось увезти его из дому и надеть на него смирительную рубаху.
— Бедняга, — говорили соседи, радостно ухмыляясь, — он потерял свои пуговицы!
Политика — один из множества фальшивых кумиров, которым поклоняются дикари-американцы. У них в политике, как и в других формах культа, простой смертный становится божком.
Самое странное в этом культе то, что их Великий Белый Отец земной, избранный с помощью и одобрением всех язычников, — просто подделка. Он может играть роль бога только четыре года. Потом выбирают другого. Любой стоящий бог продержался бы у власти дольше. Но дикари обновляют своих божков постоянно, меняют их, как лошадей посреди реки, — в самое неподходящее время — и соблюдают ритуал предвыборных съездов каждые четыре года.
Двуглавая американская богиня Политика проводит съезды в двух городах, расположенных далеко друг от друга. Один съезд выдвигает Главного Осла, другой — Главного Слона. Этим двум подставным лицам еще предстоит помериться силами, чтобы решить, кому же стать Самым Главным Вождем, Первым Американцем.
Политический съезд — спектакль, который дается с целью позабавить и околпачить дикарей, получить их одобрение и голоса. Эти съезды повергли меня в изумление. О них кричали все газеты. Их показывали по телевидению и в кино. Здешняя публика любит такие зрелища. Сторонники той или иной партии, как стадо баранов, валили в огромный зал, горланили песни, курили, пили и орали как сумасшедшие. Размахивали плакатами. Маршировали. Доводили себя до исступления, припадая к стопам своих кумиров в знак обожания. Чтобы протащить баранов рангом повыше к вершинам величия и власти над простыми стадными баранами, вожаки рангом пониже действовали очень хитро: напускали побольше туману, шли на всевозможные уловки. Каждый ждал услуги за услугу. Это был неписаный закон. Кандидаты слушали не краснея, как продажные ораторы, зазывалы и охмурялы изображали их чуть не ангелами во плоти, которые могут спасти Америку от любой напасти.