На пятнадцатый день нашего похода за Перхотью-на-Твиде съели мою кобылу.
— Ро-за, Ро-за, Ро-за, — скандировали рыцари. — Зовись она иначе, запах тот же[62]. — Думали, умные, раз такую шуточку сочинили. С их сальных губ летели ошметки жареной конины.
Тупицы всегда стараются выглядеть умнее за счет дурака, дабы хоть как-то отплатить ему за остроумие. Но ума им все равно недостает, и они зачастую жестоки. Вот потому-то у меня никогда и не может быть ничего своего, я не могу ни о ком заботиться, не могу выказывать никаких желаний. Явится какой-нибудь головорез и все отберет. Хотя тайные влеченья, нужды и грезы у меня есть. Кукан — отличный реквизит, но хорошо бы однажды завести обезьянку. Буду наряжать ее в костюмчик шута — думаю, из красного шелка. И звать Пижоном, а у нее будет свой маленький скипетр, который будут звать Пежик. Да, обезьянку мне бы очень хотелось. Она мне будет другом, а убивать ее, отправлять в ссылку или есть ее будет запрещено. Дурацкие мечты, да?
У ворот замка Олбани нас встретил Освальд — дворецкий Гонерильи, ее советник и главный подхалим. До крайности зловредный мудак. Я с этим крысенышем-лизоблюдом сталкивался, когда он еще служил ливрейным лакеем в Белой башне, а Гонерилья была принцессой и жила при дворе. Меня же, скромного жонглера, застукали голым, когда я разгуливал пред царственными ее очами… Но эту повесть лучше оставить на потом — теперь же мерзавец у ворот не дает нам пройти.
Как внешностью, так и характером своим Освальд смахивает на паука — таится даже там, где открыто. Украдка — его обычная манера перемещения. Вместо бороды носит он жидкий черный подшерсток, то же самое у него на голове — это видно, когда его берет из синей шотландки прижат к сердцу. Но не сегодня. Сегодня он ни головы не обнажил, ни поклонился, когда к воротам подъехал Лир.
Старому королю это не понравилось. Он остановил свиту мановеньем руки в одном полете стрелы от замка и подозвал меня.
— Карман, ступай спроси, чего он хочет, — молвил Лир. — И узнай, отчего не звучат фанфары в честь моего приезда.
— Но, стрый[63], — рек я в ответ, — разве не капитан гвардейцев должен…
— Ступай, дурак! Тут нужно вежливости поучить. К поганцу я отправлю дурака, пусть знает свое место. Отринь манеры, напомни псу, что он есть пес.
— Слушаюсь, вашвеличество. — Я закатил глаза, оборотясь к капитану Курану, который едва не расхохотался, но опамятел — король зримо сердился не на шутку.
Из котомки я вытянул Кукана и двинулся вперед, покрепче стиснув зубы, — решительный, как ростр корабля.
— Привет вам в замке Олбани, — крикнул я. — Здрав будь, Олбани. Здрава будь, Гонерилья.
Освальд ничего не ответил — ну и шапки не снял, конечно. Взор его скользнул мимо меня к королю, хотя я стоял рядом, только руку протяни.
Я сказал:
— Освальд, тут король Блябритании. Ты б выказал должное уважение.
— Не опущусь до разговора я с шутом.
— До чего блядин сын у нас жеманный, а? — не выдержал Кукан.
— Еще какой, — подтвердил я. Потом на барбикане заметил стражника — он поглядывал сверху на нас.
— Эй, капитан, тут вам на мост, похоже, кто-то ночную вазу опростал. Куча воняет и нам проехать не дает.
Стражник рассмеялся. Освальд вскипел:
— Миледи велела мне велеть тебе, чтоб ты передал: рыцарям ее отца в замке не место.
— Вот как? Значит, она с тобой и впрямь разговаривает?
— Я не снизойду до беседы с бесстудным дураком.
— Он не бесстудный, — рек Кукан. — Коли вдохновение накатит, так у парнишки такой стояк, что хоть чалься за него. Спроси у своей госпожи.
Я согласно кивнул — Кукан у меня премного мудр, ибо в голове его опилки.
— Бесстудный! Бесстудный, я сказал! А не безмудный! — Освальд уже заметно раскалялся.
— Ой, ну а чего так и не сказал? — молвил Кукан. — Он такой у нас, да.
— Это уж точно, — рек я.
— Ну да, — сказал Кукан.
— Само собой, — сказал я.
— Королевскому сброду в замок хода нет.
— Вестимо. Вот, значит, как, Освальд? — Я дотянулся и потрепал его по щеке. — Тебе следовало заказать фанфары и усыпать нам путь лепестками роз. — Я повернулся и помахал нашему ертаулу. Куран дал коню шпор, и колонна двинулась вперед. — А ну брысь с моста, не то тебя затопчут, крысиный рвотный порошок.