Эльза: Я ничего не понимаю в оружии.
Венечка: А я скоро начну понимать! Был когда-то свободным, блин, художником, похавать, блин, было не на что, мечтал, блин, журнал издавать, как на Западе... А сейчас... ху... художник, какой я художник, если... да ху... мне журнал, если я не рисую? Ты хоть знаешь, чем я сейчас занимаюсь после работы? Пишу дурацкие карты для салона экстрасенса-графоманки. Двадцать две полутораметровых дуры акрилом! Весь аванс на холст и краски ушел.
Эльза: Когда ты находишься в своей квартире, то, наверное, чувствуешь, что обязан что-то делать, но вдохновения-то нет. Это совершенно естественно, Венечка! Тут главное - найти себе такое дело, чтобы можно было ничего не делать. А такое дело - выпивка.
Венечка: Как же так? Неужели в этом мире меня кто-нибудь понимает? Это странно.
Эльза: Конечно, понимаю. Я ведь женщина!
Венечка: Ну, это ты уже загнула. Но не будем углубляться. Неважно. Ведь просто два человека, независимо от пола, все равно в принципе могут понять друг друга?
Эльза: Да, сейчас на пол никто уже не смотрит.
Венечка: Мне не нравится твоя злая ирония, Эльза. Очень не нравится. Я говорил о другом. Неужели два индивида, две души, две абстрактно взятых творческих личности, могут понять друг друга лишь тогда, когда они предаются общему пороку? Почему считают единомышленниками тех, кто встречается выпить водки, заняться грехом содомским, замыслить теракт, а не тех, которые просто одинаково любят в одиночестве слушать Вивальди?
Эльза: Ну и ищи своих единомышленников! Вперед! Днем с огнем! Только где ты их найдешь, нежных? В своей тусовке? Под магазином? На работе? Поищи-поищи! Я и в Париже не нашла. А как надеялась! Но достаточно тебе отказаться от своих модных капризов, которые на самом деле есть знаки принадлежности к стае, как тебя перестанут считать художником. Тебя просто выкинут из очереди, скажут: "Вас тут не стояло!". И придется вкалывать, как сумасшедший, чтобы не сойти с ума.
Венечка: Хватит резонерствовать в нетрезвом виде! Что за блажь говорить очевидности? От мерзостей жизни достойней отворачиваться, чем разглядывать их, как вирусы, в микроскоп. Понимаешь, Эльза, когда я встречаю себе подобных, мне кажется, будто у меня - белая горячка и мне мерещатся мелкие зеленые черти.
Эльза: Не нужно бежать от себе подобных. От себя ведь не убежишь. Лучше возьми меня к себе жить. Я тебе быстро организую ту еще обстановку. Ты поймешь, что есть лишь один выбор: либо общаться со мной, либо уткнуться в рисование. Ты станешь гением, Венечка!
Венечка: Меня зовут Геною! А что касается женщины в доме, над этим стоит подумать. Почему бы мне не жениться? У меня ж должен сын родиться!
Эльза: (Хмуро) За глагольную рифму, Венечка, поэта долбают в темечко.
Венечка: Я и не считаю себя поэтом! Я художник. А вот она знаешь, какая красавица! Ни одной лишней линии на всем теле, ни одной родинки! А какие глаза!
Эльза: Главное, не забудь, где именно ты их нарисовал.
Венечка: Не растеряюсь.
Эльза: Вот! Вот, что ты теперь будешь рисовать всю жизнь! Поздравляю! (На лице Венечки появляется отчаянное выражение).
Венечка: Как! Ее одну - всю жизнь?! Нет! Никогда! Это было бы слишком ужасно... Ее одну, из года в год, как цветной ксерокс? Нет уж, лучше бездарная погибель под забором, лучше уж захлебнуться своей блевотиной... кстати, гениальная смерть, так им, гадам, и надо... В общем, это совершенно исключено.
Эльза: Я догадываюсь, что тебя смущает. Тебя тянет рисовать трупы. Они так и стоят у тебя перед глазами. Ты к ним привыкнешь, и они даже начнут тебе нравиться. А возможно, всегда нравились. И ты отлично понимаешь, что это будут покупать, потому, что мы все тут некрофилы. А в первую голову те, у кого много денег. Потому что мы ищем стабильности, нас пугают перемены, вплоть до новой позы. Ведь если жизнь нельзя предсказать, то и незачем наш великолепный изощренный интеллект. И мы ненавидим жизнь, хотя бы за то, что она кончается независимо от наших упований.
Венечка: О Эльза, нет слов! Эльза, ты просто гений обличения! Что за варварская склонность резать правду в матку?
Эльза: Хорошо. Если ты у нас такой эстет, то я перейду на притчи. Вот, скажем, Гаутама Будда... кстати, тоже был эстет, вроде тебя. Так он с самого рождения жил в роскошном дворце, среди прекраснейших женщин, которые развлекали его с утра до вечера пением и стриптизом. А поскольку он был принц, его оберегали от самих мыслей про смерть. Поэтому в роскошном саду, где он гулял, ни один лист, упавший с дерева, не успевал долететь до земли, - его подхватывал изящно одетый юный раб. Однажды ночью Гаутаме не спалось. Он блуждал по комнатам своего дворца и случайно зашел туда, где спали его танцовщицы. Их золотые одежды помялись, волосы растрепались, косметика расплылась по лицам. Некоторые из этих спящих красавиц громко храпели, а у иных из раскрытого рта показалась слюна... Той же ночью принц Гаутама покинул свой прекрасный дворец. Его не задержало даже рождение сына: "Еще одни цепи!", сказал он, и все.
Венечка: И правда, один раз я видел в морге очень красивую девушку. Она лежала тихая, бледная, приятно-прохладная, будто спящая царевна. Я сделал все, что нужно, а потом поцеловал ее в губы. Но она не проснулась.
Эльза: Так иди домой и подумай про все это. У тебя впереди ночь.
Венечка: Нет уж, идем вместе, Шахразада. Что делать, ты так меня напугала, что я теперь боюсь оставаться один. Но учти, я дам тебе целую комнату. На угол не надейся.
Действие 2.
Мастерская. Посреди комнаты - чистое полотно, тылом в зал. На полу старые газеты в пятнах красной краски, что придает обстановке зловещий вид. К стенам прислонены готовые гигантские карты Таро. Венечка сидит в соломенном кресле, Эльза - на старом стуле. Беспорядок в комнате вполне эстетичный.