Как оказалось, враг не причинил мне ни зла, ни добра. После этой ночи во дворце его больше не видели.
Граф Ридольфо серьезно смотрел на жизнь. Даже самые идиотские трюки и выходки не вызвали улыбки на этом холодном лице. Он кивнул, одобряя мое искусство жонглера и акробата, но шуточки явно ему не понравились: во всяком случае, он ничем не выказал одобрительного к ним отношения. С таким же успехом я мог быть нем. А вот рассмешить сыновей оказалось гораздо легче. Андреа, старший, во всем подражал отцу и, хотя редко улыбался, часто шептал:
«Неплохо сказано, неплохо сказано». Младший в отсутствие графа открыто наслаждался лившейся из моих уст похабщиной. Зато в присутствии графа я не смел изрыгать непристойности, особенно если рядом были дамы. Графиня все свободное время проводила в молитвах. Думаю, она молилась даже в короткие часы сна.
Маддалена, младший ребенок и единственная дочь, была любимицей семьи. Природа пощадила ее, смягчив и округлив фамильные черты. Она часто улыбалась и, несмотря на свои пятнадцать лет, все еще была способна на поистине ребяческие шалости и детские привязанности. Ее кошки, собака, обезьянка, птички, прилетающие к окну и клюющие зерно с ее ладони, - все наслаждались щедрой любовью девушки. С самой первой встречи она смотрела на меня без содрогания. В отличие от остальных членов семейства, она любила мои песни и баллады о любви и рыцарских подвигах и иногда останавливалась в дверях кухни, когда я развлекал слуг по вечерам, прислушиваясь с таким же вниманием, как любая невежественная судомойка.
Каждый вечер в сопровождении нескольких слуг и одного или обоих братьев она посещала мессу. Иногда и я присоединялся к их компании. Пока братья разглядывали дам и обменивались с приятелями рассказами о ночных похождениях, Маддалена стояла на коленях с опущенной головой и молилась за всех нас. Но как только мы покидали эти холодные, звенящие гулким эхом своды, и церковные двери закрывались за нами, она снова превращалась в беззаботное юное создание. Настоящий ангел, хотя и земной, совершенно земной и человечный.
Весной ей предстояло обвенчаться с наследником знатного рода. Как и все браки между богатыми и могущественными, этот был прежде всего политическим союзом, устроенным со скрупулезной тщательностью. Семейство ее нареченного - землевладельцы и банкиры - было богаче семьи графа Ридольфо, но не имело его влияния и положения. Слово моего хозяина было решающим на любом совете знати; его брат был однажды выбран в синьорию
Джакопо, жених Маддалены, был великолепным животным: высоким, с прекрасной мускулистой фигурой, правильными чертами лица и темно-каштановыми волнистыми волосами. Его голос услаждал слух. Он часто и широко улыбался, а его шутки вызывали смех и одобрение в любом обществе. Я утешал себя рассуждениями, что Создатель, приведший меня в этот дом, решил восстановить равновесие в нашей крохотной Вселенной, добавив к ней того, кто был моей полной противоположностью: по крайней мере, внешне.
Джакопо совершенно очаровал свою суженую. Маддалена восхищалась его улыбкой, голосом, волосами и глазами, с благоговением повторяла банальные любезности, словно места из Священного Писания, снова и снова декламировала неуклюжие стихи, которые он посылал ей, пока весь дом не затверживал их наизусть, словом, изводила всех и каждого своими непрестанными дифирамбами в адрес Джакопо.
Я покорно вторил ей, но для себя провел некую грань: ни за что на свете не соглашался восхвалять его глаза. Глаза, в которых светилось предвестие грядущей опасности. Глаза, в которых глубоко-глубоко крылись искорки голода. Подумать только, этот юноша был способен добиться желаемого одной своей улыбкой и, даже потерпев неудачу, оставался настолько богатым, чтобы купить все, что нельзя сцапать сразу и бесплатно. И он, именно он обладал алчным взглядом крестьянина, желающего ту или иную вещь лишь потому, что она существует, нравится другому… да просто потому, что не принадлежит ему.
Если бы это зависело от меня, я бы наградил его другим фамильным гербом, куда более подходящим, чем тот, которым он хвастался. Нарисовал бы широко раскрытый рот и две загребущие руки, краснеющие на черном поле. Девизом послужило бы слово desidero
[4], повторенное трижды. Джакопо обладал лицом ангела и душой алчного дикаря.
Я не участвовал в свадебных торжествах: меня на время ссудили графу Сигонио, другу хозяина, восхищенному моими талантами и в то время оставшемуся без шута. Насколько я понимаю, оба семейства боялись, как бы вид моей физиономии на свадьбе не стал причиной того, что первенец от этого союза родится монстром.
Как-то я видел шута графа Сигонио, потешного карлика, известного под прозвищем Фрателлино, то есть «монашек», за его привычку носить крошечную монашескую рясу и читать богохульные проповеди на потеху честной компании. Он был одаренным мимом, способным мастерски воспроизвести манеры и речь любого знакомого к полному восторгу зевак. Увы, не все ценили его дарование по достоинству. Как-то утром его тело было найдено на речном берегу. Говорили, будто он напился так, что упал с моста в реку. Каждый волен верить любой сказке…
За время пребывания в доме графа Сигонио я ограничивался ехидными шутками по поводу собственной внешности, за что получил множество похвал и щедрую награду. Кроме того, я наблюдал, прислушивался и вернулся к хозяину с полезными сведениями.
Семья Форзо, враги графа Ридольфо, были приглашены на свадьбу Маддалены и подарили счастливой паре чашу, богато украшенную золотом и серебром - шедевр одного их лучших ювелиров города. Они не оставили своих планов расправиться с графом и его сыновьями, просто решили дождаться более подходящего момента, а пока притворялись искренними друзьями. Граф Ридольфо вел себя точно таким же образом, разыгрывая гостеприимного хозяина и верного друга. Он тянул время, необходимое для выполнения собственных планов, и в этом я сумел достойно ему услужить.
Было ясно, что если хозяин и его семья хотят жить в безопасности и благополучии, Форзо должны умереть. Но с их исчезновением останутся другие, не менее могущественные враги. Решение этой проблемы было, на мой взгляд, вполне очевидным, но другие так не считали, а если и считали, опасались говорить вслух. Я, к счастью, имел средство, которого не было у остальных, и сейчас настало самое время пустить его в дело.
Теперь я был вхож к графу Ридольфо и, когда настал подходящий момент, предложил одним ударом избавить его от возможно большего числа врагов. Его каменное лицо чуть дрогнуло в подобии улыбки.
- Что же посоветует мой дурак? - осведомился он. Я оглядел присутствующих.
- Прежде всего, строгую секретность.
Он отпустил всех, кроме Андреа, и челядь молча покинула комнату.
- Ты никому не доверяешь, - заметил он, когда дверь плотно закрылась.
- Осторожность крепче всяких доспехов.
- Каков же твой совет?
- Пышное празднество и пир - с Форзо в качестве почетных гостей. Нужно устроить его через понедельник.
- Почему именно тогда? - удивился граф.
- Потому что в последующие два дня они обедают со своими друзьями и заключают союз с Дати.
Граф и Андреа переглянулись. До сих пор они не знали об этом союзе.
- Форзо умрут еще до того, как успеют добраться домой, и в обществе решат, при некоторой подсказке с нашей стороны, разумеется, что Дати предательски их отравили, - быстро пояснил я. - Тогда Дати будут наказаны за злодейское преступление. Вы об этом позаботитесь. Таким образом вы избавитесь от обоих недружественных кланов.
- Ты можешь это устроить? - осведомился граф.
- Они будут отравлены в ту ночь, когда поужинают с нами. Мы тоже будем сидеть за столом. Но я подсыплю противоядие тем, на кого вы укажете.
- Итак, Форзо умрут. А Дати понесут наказание. Великолепный план, - кивнул граф и, немного поразмыслив, добавил: - Но мне придется доверить тебе свою жизнь.
- А я доверю вам свою. Ведь и я приму яд. Двойную дозу, чтобы вы не сомневались.