Марина Эшли
Дурак
Рассказ
– Не бойся, Сирко добрый, – девушка в драном тулупчике присела, обняла лающую собаку. – Тихо, Сирко, тихо.
Собака завиляла хвостом, заскулила и лизнула девушку в щеку. Дурак успокоился, перестал дрожать. Девушка взяла его руку и провела по собачьей спине.
– Сирко хороший. Вот видишь, ты ему понравился. Просто он дом сторожит, на чужих лает.
Старуха вышла на крыльцо в поисках сына и остановилась, наблюдая эту сцену.
Дурак улыбнулся радостно.
– И-и-и-ва, – попытался сказать.
– Иван? Тебя Иваном зовут?
Дурак закивал.
– И-и-иванка.
– Чей же ты? – оглянулась девушка. – Кирилловский? В гости приехал?
Старуха выскочила на улицу и увела своего дурня.
Вечером она расспросила родственников о девушке. Сирота из погорельцев. Соседи из милости взяли. Добрая душа, но уж очень простая, а ей-то лучше бы похитрее быть.
Старуха сильно сдала после смерти старика – крепкий был мужик, а сгорел за неделю. Старуха начала бояться: вдруг и она внезапно помрет? Что будет с Иванкой? Дитя их младшее – хворое и слабое. И дурное. Дурак. Безобидный, никому, кроме родителей, не нужный дурень. Старшие сыновья дюже к своим женам прислушиваются. А невестки быстро дурака со свету сживут, не дай Бог с ней, с матерью, чего случится. Уж очень немощной и слабой она себе стала казаться после похорон. А ведь надеялась, что Бог приберет сначала Иванку.
– Марфутка, тебя сосватали, – сообщил хозяин.
Девушка удивленно смотрела на старуху. Без приданого? А хорошие ли люди? А... каков жених?
– Ничего, – сказала старуха после венчания, – ты к Ивану по-доброму – я тебя отблагодарю. Кто б тебя еще взял? А кабы взял – бил бы да попрекал куском хлеба. Собирайся в Кирилловку.
– Я могу Сирка забрать? Он хороший, дом сторожит, – вскинула глаза Марфутка.
– Нам его не надо.
Приехали. Понабежали бабы смотреть на «молодую» и засмеяли. Совсем старуха из ума выжила, такую видную девку дурню взяла. Внуков захотелось, не иначе. С нашими парнями да при такой красе это быстро сладится.
Старуха от насмешливых слов побелела и на Марфутку испуганно посмотрела. Правда, хороша девка, загуляет. А эти бездельники на богатство позарятся, от старухи много чего останется. Ох, зря она это все затеяла. Кто ж это ее так попутал? Польстилась на доброту, не заметила красоту. Красота до добра не доведет. Иванке ж не баба нужна, нянька ему нужна после материной смерти.
Однако Марфутка моет, готовит, Иванку развлекает. Ходит за ним, как за малым дитем. С ним много терпения требуется. Он парень ласковый, незлобный, но тяготится своею немощью. Бывает, на родных своих сердится. Когда его не понимают, он и кулаком заедет. Не по злобе, сам потом кается. Такому, конечно, все прощаешь, но обидно.
Кирилловцы его не дразнили особо. Привыкли. И старуху боялись. А Марфутке поначалу досталось. Все пытались выяснить, хорошо ли Иванка в постели кувыркается, а то, может, дурак-дураком, а машинка работает. Ну и парни проходу не давали, предлагали развеять ее скуку. Старуха вступилась, все языки и прикусили. И держаться стали на расстоянии, как с самой старухой.
Вроде ничего жизнь. Сытная, и не бьет никто. Старуха смурная, придирчивая, но обворчит и успокоится. Иванку жалко, народился же такой на божий свет. Хорошо, что у богатых да любящих родителей, живет себе, радуется. Заместо ребенка. А у нее другого не будет, и не мечтай. И не засматривайся на округлившийся живот соседки. Про то, какие слова парни девкам нашептывают, Марфутке не думалось, соседке завидовала больше.
В начале лета приехал к старухе гость. Молодой, веселый. Племянник, то ли двоюродный, то ли внучатый.
– Невестка? – удивился он. – Погоди. Чья? У тебя ж все сыновья с женами. Померла, что ли, которая?
Иванка ему обрадовался: Василь большой, сильный, а с ним играет. И смеется славно. Когда Марфутка привела мужа с улицы обедать, Иванка улыбался гостю уже от дверей: узнал.
Василь чуть ложку не выронил:
– А зачем Ивану жена?
Сидел и поглядывал хмуро, как Марфутка Иванку кормила.
Слышала, как гость лаялся со старухой:
– Ты пошто, тетка, жизнь чужую ломаешь? Ну, взяла бы ее работницей.
– Мне работница не нужна, – отрезала старуха, – мне родного человека надобно. А ты делай свои дела и поезжай домой, не вмешивайся!
Дел, видимо, было много: Василь застрял в Кирилловке. И не подходил, и не заговаривал, занятый был. Только смотрел иногда таким взглядом... Цыгане так смотрят. Будто мельком, а внутри все обожжет.
Иванка к нему по старой привычке ткнулся пару раз и отошел. Плакался потом: «За что Вася меня не любит?» – «Ничего, – успокоила его по-своему старуха, – нам не надо».
Василь подошел вечером, никто не видел:
– Марфонька, замучился совсем. Скажи хоть слово.
Марфутка вскрикнула, глянула дико и убежала.
– Не бойся ты меня, – встретил ее на следующий день, – или бойся. Я сам не знаю. Что мне делать?
– Уезжай, – прошептала.
Он на нее посмотрел своим жгучим цыганским взглядом. Она растерялась. Как же она жить будет, если Вася уедет. Пошла понуро.
Старухе не спалось. Разговор там, что ли? Она вышла на двор и прислушалась.