— Ну, так. Ясно, — сказал я.
— Ты все-таки собрался туда идти? — глаза у Агаты сделались в пол-лица.
— Собрался, — подтвердил я.
— А если он уже снова там? — охнула Адаскина. — Или его сообщник?
— Сомневаюсь, — ответил я.
— Тимка, — тихо произнес Клим. — По-моему, идти туда слишком рискованно.
— Так я замаскируюсь, — у меня уже было готово решение.
— Интересно, подо что? — осведомилась Зойка. — Под дуб, бревно или урну?
— Несмешно, — сказал я. — А если серьезно, то просто переоденусь, никто меня и не узнает.
— Просто переодеться мало, — покачал головой Клим.
— Точно, — согласилась Агата.
— Мы грим ему сделаем, — предложила Зойка.
— Какой еще грим? — с подозрением покосился на нее я.
— Элементарно, Тимурчик, — уже загорелась Адаскина. — Сейчас проверим, что в этом плане в наличии есть у матери.
Подбежав к комодику, она выдвинула верхний ящик и принялась сосредоточенно в нем рыться.
— Вот, — она наконец извлекла оттуда большой ярко-оранжевый тюбик. — Искусственный загар. С лета у матери сохранился.
— На фига летом искусственный загар, когда можно естественно все получить? — изумился Клим.
— Во-первых, чтобы пораньше начать хорошо выглядеть, — ухмыльнулась Адаскина. — А во-вторых, чтобы не обгореть на пляже.
— С этим ясно, — вмешался я. — Но мне-то загар зачем?
— Чтобы цвет лица изменить, дурак, — покровительственно взглянула на меня Зойка. — Ну-ка, давай, Тимурчик, садись. Знаешь, как от этого лицо меняется, сейчас намажем тебя, и порядок, только глаза закрой, чтобы не попало.
Я зажмурился.
— Не морщись! — тут же одернула меня Зойка. — Просто спокойно опусти веки. Иначе загар ляжет неровно.
Возилась она довольно долго. Наконец последовала команда:
— Все, Тимурчик, открывай глаза.
Я открыл и приблизился к зеркалу. Лицо мое каким было, таким и осталось.
— Ну, и где твой хваленый загар? — спросил я.
— А он не сразу проявляется, — сказала Зойка. — Подожди чуть-чуть.
— И сколько будет длиться это «чуть-чуть»? — повернулся я к ней.
— Точно не помню, — призналась Адаскина. — Сейчас прочтем.
И она уткнулась в инструкцию на тюбике.
— Ну, — через некоторое время поторопил я.
— Да понимаешь, Тимурчик, — смущенно пролепетала она. — Тут написано, что эффект наступает только через пять часов.
— Издеваешься? — взвыл я. — Зачем мне сдался загар через пять часов, когда на улице станет совершенно темно? И вообще будет уже поздно куда-нибудь идти.
— Чем скандалить, пошел бы да умылся, — Зойка ответила с таким видом, будто совсем не она, а я придумал этот кретинизм с искусственным загаром.
Мне осталось только последовать ее совету. Вернувшись в комнату, я увидел, что Зойка снова сияет.
— Тимурчик, твоя судьба в надежных руках. Я нашла у матери тональный крем. Садись. Сейчас мы с Агатой тебя обработаем.
Теперь две подруги действовали в четыре руки. Судя по ощущениям, на моей физиономии не осталось живого места.
— А ну, шуруй к зеркалу, — наконец распорядилась Агата.
На этот раз я и впрямь почти не узнал себя. Рожа моя смахивала на маску из темного гипса. И брови сделались какие-то странные. Они были явно светлы для столь темного лица. Агата тоже это заметила.
— По-моему, Тимка, тебе надо брови подтемнить.
— Это пожалуйста, — Зойка с готовностью протянула черный карандаш для бровей.
Дольникова, от усердия высунув кончик языка, старательно зачернила мне брови.
— Ух ты! — восхитился Клим. — Да я бы и сам тебя на улице не узнал.
Отпихнув Агату, я снова кинулся к зеркалу. Мой друг был прав: от меня натурального сохранилось очень мало. Это, скажу я вам, очень странное ощущение, когда вроде бы глядишь на себя, но не узнаешь. Как только актеры с этим постоянно живут?
Я минут пять крутился перед зеркалом, потом немного привык. Зойка с довольным видом потерла руки:
— Вижу, тебе, Тимурчик, самому нравится.
Я промолчал. «Нравится», по-моему, совсем не то слово, но, в общем, какая разница. В конце концов, мы все это проделали совсем не для моего удовольствия, а чтобы мужик меня не узнал, если мы с ним вдруг столкнемся.
— Вот теперь можно тебя и переодеть, — снова заговорила Зойка.
— Да, наверное, теперь и так сойдет, — возразил я. — Меня даже родная мама с такой рожей не признает.
— Мама, может, и не признает, — откликнулась Адаскина, — а этот тип запросто. Если у него хорошая память, он твой прикид ни с чем на свете не перепутает.
— Вот именно, — поддержал Клим. — А признав знакомую одежду, мигом под гримом вычислит твою рожу. Мы ведь тебе не пластическую операцию сделали. Просто чуть-чуть замазали.