На следующий день после елки свалилась с гриппом Климова бабушка, и нам пришлось бегать по магазинам с удвоенной силой. Моя мать столкнулась с нами на улице в тот момент, когда я волок две сумки, полные овощей. Вечером дома она мне сказала:
— Та-ак, та-ак. Значит, когда нам с отцом нужно, чтобы ты в магазин сходил, тебя не допросишься. А для Кругловых — пожалуйста.
И она обиженно поджала губы.
— Так у них же сейчас эпидемия, — объяснил я.
Но мать все равно почему-то обиделась. По-моему, просто удивительно, как предки иногда не понимают элементарных вещей. Не могу же я бросить друга в беде.
В общем, мы, как верблюды, таскали продукты, мать Клима, которая уже немного оклемалась от гриппа, готовила из них еду для всей семьи, а близнецы Мишка и Гришка постоянно скандалили. Мол, они уже совершенно здоровы, поэтому хотят на улицу и на елку.
Я глядел на них и думал: «Какое счастье, что я один у своих родителей! Младшие братья и сестры — совершеннейший ужас. Они вечно что-нибудь творят и привлекают к себе внимание. А ты изволь с ними возись. А чуть что не по ним, заводятся предки: «Как ты можешь так поступать, они ведь маленькие!» А «маленькие» вовсю этим пользуются.
Правда, Клима близнецы вроде бы не раздражают. Просто удивляюсь, как он терпит их. Я бы, наверное, не смог. Может, все дело в том, что Круглый сам успел побыть младшим братом Ольки и Женьки? Кстати, и этого мне бы совсем не хотелось. Они до сих пор Клима воспитывают. Хуже предков. А уж что они позволяли себе, когда он был маленьким, — я просто молчу».
Но не подумайте, будто мы все каникулы пробегали по магазинам. У нас еще куча времени для себя осталось. И тогда мы ходили в кино или гуляли. Иногда вдвоем, а иногда с Агатой и ее подругой Зойкой Адаскиной. Они обе учатся в нашем восьмом «Б».
Однажды я решил совместить приятное с полезным и взял с собой фотоаппарат, чтобы во время прогулки поснимать на улице. Так сказать, городской пейзаж и нас за компанию. Ночью выпало много снега, а утром выглянуло яркое солнце, и вокруг все просто сверкало и искрилось. Аж глазам больно. В общем, красота, и деревья все в инее. Только Адаскина жутко мешала. Мне, естественно, в первую очередь хотелось запечатлеть деревья, а она постоянно лезла:
— Сними меня! Сними меня!
Пришлось ее щелкнуть. Я надеялся, что она после этого заткнется, но не тут-то было. Адаскина начала прислоняться к стволам. Мол, сними меня с этим деревом. А мне как раз хотелось ровно наоборот: снять деревья без всякой Адаскиной. Вот я и думаю: «Что же делать?» И тут меня посетила светлая мысль. Я так мило Зойке улыбаюсь и говорю:
— Хочешь, чтобы я снял тебя побольше, покупай пленку. А то моих личных ресурсов и на тебя и на природу не хватит.
Зойка на меня вытаращилась, а я про себя отметил: «Вот сейчас ты, милая, заткнешься и оставишь меня, наконец, в покое». Но я ошибся. Адаскина, порывшись в сумочке, бросила:
— Ребята, ждите меня. Я через пять минут вернусь.
Агата спрашивает:
— Ты куда?
А Зойка в ответ:
— За пленкой! За пленкой!
И унеслась. А я понял, что окончательно попух. Теперь снимай ее как минимум двадцать четыре кадра. Если, она, конечно, пленку на тридцать шесть не приобретет. Я про себя запоздало посетовал: «Надо было идти снимать одному. А теперь из-за Зойки натура классная пропадет. Может, за всю оставшуюся зиму такого дня не выдастся. Ладно, попробую дошлепать пленку, пока Зойка не вернулась».
Сказано — сделано. Начал снимать. Щелкаю, щелкаю, вдруг до меня донеслись какие-то крики. И к нам на всех парах бежит какой-то здоровенный мужик. Я стал озираться. Что такое случилось? Но в переулке пусто. Кроме нас, никого.
Тут мужик как раз заорал:
— Эй ты, паскуденыш! Кончай тут снимать!
— Вы это мне? — удивился я.
— Нет! Чертовой бабушке! — вообще-то он бабушку по-другому назвал, это я так, для приличия, смягчаю.
У меня шары от удивления на лоб вылезли. А Агата тем временем у мужика спрашивает:
— Почему же нельзя снимать? Это что, частная территория?
Мужик уже до нас добежал. У него и так морда из тех, которые, как говорится, лучше ночью не встречать, а то испугаешься, а он еще злобную рожу состроил и как заорет:
— Нельзя снимать, и все! А почему — не ваше дело!
И ручищи ко мне свои тянет:
— Гони пленку, хорек!
Но я-то не пальма в тундре, чтобы камеру ему отдавать. В общем, я аппарат за пазуху, из кармана достаю железный свисток и как в него дуну! Мужика в сторону снесло. Я ему: