— Их жизнь? — окончательно съехал с тормозов я. — Но это, между прочим, и моя жизнь! Меня спросили? Они вон до сих пор со мной в молчанку играют. А потом — бац! Мол, завтра мы, дорогой сыночек, расходимся, разъезжаемся и начинаем новую жизнь. А мне этой, новой, жизни хочется? Я что им, табуретка, которую можно с места на место передвигать?
Клим сочувственно хлопнул меня по плечу:
— Слушай, Сидор, а может, тебе все же с ними поговорить? Если даже их отношений не склеишь, то хоть собственную судьбу выяснишь. На мой взгляд, это лучше, чем так психовать.
— Не могу, — возразил я. — Как мне прикажешь поговорить? Вот прямо подойти и брякнуть: «Дорогие родители, я знаю, что вы разводитесь. Объясните мне, почему и что будем делать дальше?»
— А почему? — внимательно посмотрел на меня Клим. — Тебе же станет легче.
Я не был в этом уверен. Однако решил дома попытаться. Потому что ждать больше невозможно. Не выдержу. Крыша поедет.
— Ладно, Круглый. Подумаю, — вслух произнес я.
— Слушай, — чуть помолчав, продолжал Клим. — Неужели раньше никаких намеков на развод не было? Ведь с бухты-барахты такие вещи не делаются.
— Сам об этом со вчерашнего вечера думаю, — не стал скрывать я. — И вроде все было нормально. Только вот предок последнюю пару месяцев стал часто приходить с работы чуть ли не ночью. Говорил: «Сверхурочные». Но раньше-то этого почти никогда не случалось. А теперь чуть не три раза в неделю. И в воскресенье недавно несколько раз работал.
— Нда-а, — протянул Клим.
— Вообще мне раньше это казалось нормальным, — продолжал я. — Лишние деньги никому не мешают. Только теперь понимаю... — и я умолк.
Клим кивнул. Видимо, врубился, что я имел в виду. Скорее всего, мой любезный предок ни на какую работу не ходил.
— В общем, Круглый, ясно, какие у моего предка сверхурочные, — с трудом проговорил я.
— Не скажи, — мотнул головой Круглый. — Может, как раз он именно и работал. На развод и разъезд ведь деньги нужны.
— Тоже верно. — Я вздохнул. — Работал мой предок или нет, мне в данном случае без разницы.
— А мать как себя вела? — заехал с другой стороны Клим.
— Да ничего особенного, — объяснил я. — Ну, может, немного более нервная стала. И отец мне чуть что талдычит: «Не расстраивай ее. Не расстраивай». Раньше точно такого не было.
Клим, молча, смотрел мне в глаза. Ясно. Он жутко сочувствует, но ничего не может сказать в утешение.
— Мальчишки! Куда вы пропали? Вы уже знаете? — К нам, запыхавшись, неслись Агата и Зойка.
— Что еще мы должны знать? — спросил Клим.
— Занятий телекружка сегодня не будет! — выпалила Зойка. — Карина заболела. Только что на доске объявление вывесили. Ах, зачем я только вчера целый вечер вымучивала это сочинение!
Странное дело, но, услыхав это, я почувствовал большое облегчение. И даже переспросил:
— Правда, заболела?
— Ну, — кивнула Агата. — Только чему ты радуешься?
— И не думаю радоваться, — возразил я, но это была не совсем правда.
Глава VIII. ЛЕТАЮЩАЯ ОРХИДЕЯ
А я ведь и впрямь, как ни странно, обрадовался. Карина Валентиновна заболела, занятие телекружка сегодня не состоится и сочинений ни у кого не потребуют. А значит, окончательное мое решение как бы откладывается. Вот сперва все у предков выясню, а потом и буду решать, стоит ли ставить точку на телекружке.
Раздался звонок, и мы отправились в класс. Однако нормально заниматься я в тот день так и не смог. Голоса учителей звучали для меня словно сквозь пелену тумана. Счастье еще, что никто не догадался вызвать меня к доске или спросить с места, ибо мысли мои вертелись лишь вокруг предстоящего развода родителей.
Чем дольше я думал об этом, тем сильней удивлялся, как же и впрямь ничего не заметил раньше. Ну жили и жили. Вон Винокур говорит: его предки перед разводом жутко ругались. Даже почти всю посуду в доме перебили. Тут хоть понятно: на фига вместе жить, если только крушить все вокруг. Но мои-то ничего подобного не делали. А последнее время у них даже не возникало скандалов среднего масштаба. Или мне просто казалось?
А может, у всех людей по-разному? Одни перед разводом всякие предметы кидают, а другие, наоборот, делаются вежливыми и ласковыми. Наверное, так. Хотя, если бы я собственными ушами вчера не подслушал разговор на кухне, ни за что не поверил бы. И тут меня тюкнуло. Все это время я полагал, что это отец намылился уходить из семьи. Но теперь догадался: разводиться хочет совсем не предок, а мать. Вот ей все и по фигу. А предок, конечно, над ней сюсюкает. Наверное, надеется, что мать в последний момент передумает и останется с ним.