А в дверь как раз вбегал Ника. Видимо, проходя мимо, услышал грохот и заинтересовался. Приветовна как в него вцепится! И орет:
— Сидоров! Я тебя сейчас убью!
Она ведь сквозь это свое кашпо ничего не видела. Да к тому же еще и контуженная. А я тоже, можно сказать, почти контуженный стою и не въезжаю: «Чего это она орет «Сидоров!», а лупит завуча?» Ника, по-моему, вообще выпал в осадок. Приветовну он, видимо, в кашпо не признал. Она его лупит, а он в ответ только пищит: «Я не Сидоров, я не Сидоров, я не Сидоров!»
На шум, конечно, разный народ в кабинет набежал. Биологичку от Ники оттащили и кашпо с нее сняли. А она, как меня увидела, снова в крик:
— Сидоров, я тебя убью!
Я от нее начал по кабинету бегать, уворачиваться и убеждать:
— Вы не меня убивайте, а стремянку. И вообще русским же языком вас просил, чтобы подержали.
Но она меня даже не слышала. Погонялась за мной, погонялась, а потом на стул — плюх! И рыдать начала:
— Сидоров, ты убийца! Ты погубил мою орхидею!
Главное, зря она так. Погиб-то один горшок с землей. А орхидея оказалась живучей. Зацепилась за голову вепря и повисла. Но это только позже установили. А тогда биологичка заложила меня Нике по полной программе. Мол, вчера я плевался на лестнице и хамил, а сегодня нарочно уронил ее любимую орхидею.
Сколько я ни доказывал, что не виноват, что все вышло случайно, что я сам при этом едва не разбился, — бесполезно.
Ника категорически потребовал, чтобы я завтра без родителей в школе не появлялся. И даже тот факт, что орхидея практически уцелела, не заставил завуча изменить решение.
Глава IX. ЕЩЕ ХУЖЕ
Ника удалился. Приветовна ушла в лаборантскую приводить себя и орхидею в порядок. А я решил: «Если завтра все равно нельзя явиться в школу без родителей, то чего мне сегодня-то зря сидеть? Тем более эта Приветовна мне подложила такую подлянку». Было бы понятно, если бы я против нее и впрямь что-нибудь сотворил. Но я-то помогал, старался, можно сказать, едва собственную башку не свернул, и вот благодарность!
И, подхватив свой рюкзак, я выбежал из кабинета.
— Тимка, куда ты? — послышался вслед голос Клима.
Но я ничего не ответил. Потом ему объясню.
Дома у меня было пусто. Предки давно ушли на работу. Целый день я томился, ожидая их возвращения. Делать, естественно, ничего не хотелось. Ни читать, ни телек смотреть — вообще ровным счетом ничего. Телефон звонил почти беспрерывно. Но я не брал трубку. Когда же трезвон достал меня окончательно, я убрал звук.
Я упорно пытался уговорить себя, что тревожиться совершенно не надо. Подумаешь, исключит меня Ника. Так ведь все равно скоро придется переезжать в другой район. А узнав, что меня переводят, Ника с Макаркой В.В. просто-напросто отдадут предкам документы, и все. Вообще-то я совершенно не видел повода для своего исключения. Может, наоборот, предки сходят, разберутся, и все наладится? Хотя нет. Ника давно точит на меня зуб, а тут такой случай. Думаю, он этим воспользуется. Ну и пусть! Пусть! И так жизнь пошла наперекосяк!
Не успел я об этом подумать, как в замке входной двери заскрежетал ключ. В квартиру вихрем влетели оба моих дорогих предка.
— Тимур! Ты дома? — воскликнула мать. — Ну, слава богу!
И она устало опустилась на мой диван.
— Почему трубку не брал? — накинулся на меня отец. — Зачем мать доводишь?
Это уже было слишком.
— И не думаю никого доводить! — рявкнул я. — Это вы... вы...
Пока я подыскивал слова, отец снова принялся орать:
— Что ты опять натворил в школе? Почему Николай Иванович ставит вопрос о твоем исключении?
— Ничего я не творил, — мне хотелось все-таки оправдаться. — Я Приветовне помогал орхидею вешать.
— Слышали! — всплеснула руками мать. — Зачем ты кинул горшок в учительницу?
От ярости у меня даже перехватило дыхание.
А потом я взревел:
— Во врут! Да я сам чуть шею себе не сломал! Видели бы вы, на какую лестницу она заставила меня лезть! Под самый потолок, между прочим, а там все качалось!
— На потолке качалось? — переспросил предок.
— Не на потолке, а в стремянке! — гаркнул я. Отец отшатнулся. — Я Приветовне говорю: «Держите меня». А она не стала. Мол, и так залезешь. Ну, я и уронил.
— А Николай Иванович нам рассказывал по-другому, — осуждающе посмотрела на меня мать.
— У меня, между прочим, свидетели есть! — продолжал вопить я. — И вообще, чихать мне на то, что сказал Николай Иванович!
— Вот выгонят тебя из школы, тогда посмотрим, на что ты будешь чихать, — рявкнул предок.