Происхождение этих денег было весьма туманным. Восемь лет назад дядюшка Мэтт подался в Бразилию, увезя туда кое-какой капиталец, о размерах которого никто ничего не знал. По-видимому, он долго копил эти деньги. Так или иначе, спустя три года дядька воротился домой с полумиллионом долларов в наличных деньгах, самоцветах и ценных бумагах. Похоже, никто понятия не имел, как ему удалось сколотить такое состояние. Более того, мать сообщила мне по телефону, что родня даже не подозревала о богатстве дядюшки Мэтта. «Очень многие люди относились бы к Мэтту совсем иначе, знай они о его состоянии, уж ты мне поверь», — сказала мать.
И я ей поверил.
Последние несколько лет дядюшка Мэтт жил здесь, в Нью-Йорке, в квартире гостиничного типа на Южной Сентрал-Парк-авеню. Двенадцать дней назад он умер и был скромно предан земле, после чего поверенный Маркус Добрьяк вскрыл завещание. В числе прочих указаний было и такое: не уведомлять меня о кончине дядьки и завещательном отказе имущества, пока не будет покончено со всей правовой путаницей. «Мой племянник Фредерик — человек ранимый и чувствительный, — говорилось в завещании. — Присутствие на похоронах может взволновать его, а от канцелярской волокиты у него начнется зуд».
Вот так-то. На все про все Добрьяку понадобилось двенадцать дней.
Впрочем, в моем нынешнем состоянии я бы предпочел, чтобы волокита длилась двенадцать лет. Или двенадцать веков. Я был обладателем сотен тысяч долларов, я сидел в баре в обществе Райли и ждал, когда принесут «джек дэниэлс» со льдом, но при этом испытывал лишь тошнотворный страх.
Ну, да худшее было еще впереди. Когда нам принесли виски, и я единым духом ополовинил свой бокал, Райли сказал:
— Фред, давай-ка внесем ясность в вопрос о деньгах, а потом поговорим и о другом.
— О чем, например?
— Сначала разберемся с деньгами.
Я подался вперед.
— Хочешь знать, откуда они взялись?
Похоже, Райли удивился.
— Разве ты еще не догадался?
— Как это? Что-то я тебя не пойму.
— Фред, ты когда-нибудь слышал о Мэтте Грее по кличке «Короткая Простыня»?
Имя показалось мне знакомым, но очень и очень смутно.
— О нем писал Маурер? — спросил я.
— Не знаю, возможно. Это мошенник со Среднего Запада, которому было уже за сорок, когда он выстелил треть страны пустыми расписками, будто октябрьский листопад.
— Моего дядьку звали Мэтью Грирсон, — напомнил я.
— "Короткую Простыню" тоже, — ответил Джек. — Мэтт Грей — нечто вроде рабочего псевдонима.
Я нетвердой рукой потянулся за бокалом. Хоть он и был наполовину пуст, тем не менее, я ухитрился облить виски большой палец. Проглотив остатки питья, я облизал палец, посмотрел на Райли, похлопал глазами и сказал:
— Стало быть, я унаследовал триста тысяч долларов от мошенника?
— И теперь надо подумать, где безопаснее всего их хранить.
— От мошенника, — повторил я. — Райли, неужели ты не понимаешь?
— Понимаю, понимаю, — раздраженно ответил он. — Фред, мне не до шуток.
Я хихикнул.
— А еще говорят: пусти свой хлеб по водам, — я расхохотался вголос.
— От мошенника! — Теперь я буквально покатывался со смеху. — Я получил в наследство свои собственные деньги! — Вскричал я и аж захрюкал, поперхнувшись воздухом.
Райли подался вперед и влепил мне оплеуху, после чего сообщил:
— У тебя начинается истерика, Фред.
Да, верно. Я извлек из бокала два кусочка льда, сунул один в рот, а другой прижал к щеке, которая горела огнем после полученной оплеухи: у Райли была тяжелая рука, ирландская.
— Полагаю, это пошло мне на пользу, — рассудил я.
— Вот именно.
— Тогда спасибо.
— Что-нибудь не так? — подозрительно спросила подбежавшая официантка.
— Да, — ответил Райли. — В стаканах ничего нет.
Официантка взяла со столика бокалы, смерила нас еще одним подозрительным взглядом и удалилась.
— Вопрос в том, что ты намерен делать с деньгами, — продолжал Райли.
— Наверное, куплю слиток золота.
— Или Бруклинский мост, — угрюмо буркнул Джек.
— Лучше мост через пролив Веразано, — поправил я его. — Хочу получить за свои кровные все самое лучшее и современное.