Я уже напрочь позабыл о Герти Дивайн. Но разом вспомнил, когда она, подтверждая мои опасения, вошла в дом с двумя мешками съестных припасов.
– С тебя три доллара, – сообщила мне Герти и с некоторым изумлением взглянула на Уилкинса, который стоял на коленях над разверстым чемоданом. У тебя тут молельный дом? – спросила она.
– Мой сосед мистер Уилкинс, – сказал я. – Мистер Уилкинс, это... хм... мисс Дивайн. Она была другом моего дяди.
Не выпуская из рук мешков, Герти оглядела Уилкинса и спросила:
– Что это там у вас, отче? Конец прошлой проповеди?
Уилкинс поспешно захлопнул чемодан и повернулся ко мне.
– Ей можно доверять?
Герти отплатила ему за подозрительность той же монетой, и отплатила сполна. Глядя на меня сквозь щель между мешками, она осведомилась:
– Что замышляет этот старикашка, Фред?
– Нас с мистером Фитчем связывают партнерские отношения, – ледяным тоном ответил ей Уилкинс. – Их содержание пока не подлежит разглашению.
– Да что вы!
– Мистер Уилкинс написал роман... – начал я.
– И хочет его издать, – договорила за меня Герти. – А ты должен оплатить его тщеславие, выложив доллары галантерейщику.
Я захлопал глазами.
– Галантерейщику?
– Когда творец сотворит какую-нибудь галиматью, которая никому не нужна, – пояснила она, – он идет к издателю графомании, и тот обирает творца до нитки. У меня была подружка, которая настрочила «Правду и истину о подлинной жизни настоящей стриптизерки, как на духу». Издание обошлось ей в шесть с половиной тысяч долларов. Было продано аж восемьсот экземпляров, кто-то даже написал дурацкую рецензию, а читатели плевались.
Лицо Уилкинса окаменело, и он холодно проговорил:
– Господин, с которым я встречался, занимает должность главы почтенной фирмы с давними традициями. Они издают целый спектр...
– Сивого бреда, – сказала Герти, потом повернулась ко мне и, кивнув на Уилкинса, добавила:
– Выкини отсюда этого старого дармоеда.
– Вот что, послушайте-ка... – начал Уилкинс, с кряхтением и хрустом поднимаясь с колен.
– А впрочем, не надо, лучше подержи, – с этими словами Герти всучила мне оба мешка, развернулась, схватила Уилкинса за руку и стремительно потащила к двери. Когда он мчался мимо меня, я мельком увидел его обескураженную физиономию. Он был так изумлен, что обрел дар речи, лишь очутившись на лестничной клетке.
– Моя рукопись! – взвизгнул Уилкинс.
– Терпение, терпение, – сказала Герти. Она вернулась в гостиную, сгребла в охапку чемодан, словно ящик с пивными банками, вынесла его в прихожую и швырнула на ступеньки. Кажется, я слышал несколько глухих шлепков: что-то тяжелое кубарем летело вниз по лестнице. Потом, вроде бы, донеслось шуршание, похожее на шелест тысяч маленьких крыльев, и Герти захлопнула дверь, оборвав исполненный отчаяния вопль Уилкинса.
Я знал, что должен как-то вмешаться, остановить Герти, помочь Уилкинсу, защитить свои хозяйские права, но вместо этого стоял истуканом и наблюдал за происходящим. Мое поведение лишь частично объяснялось трусостью, хотя, конечно, не обошлось и без нее. Но, кроме боязни, я чувствовал облегчение оттого, что решение по роману Уилкинса принято кем-то другим. Сам я ни за что не смог бы сказать Уилкинсу «нет», хотя в глубине души знал, что просто обязан отказать ему, и когда Герти взяла это на себя, я испытал смешанное чувство облегчения, вины и удовлетворения.
Герти вернулась в квартиру, отряхивая пыль с ладоней. У нее был очень довольный вид. Взглянув на меня, она остановилась, подбоченилась и сказала:
– Ну, и что ты стоишь, будто столб? Поди разложи покупки.
– А вы не сорвете шторы с окон? – жалобно спросил я.
– На кой черт мне сдались твои шторы?
– Бог знает, – ответил я и потащил мешки со снедью на кухню.
Глава 7
Во всей этой кутерьме я напрочь позабыл о сотрудниках отдела по расследованию убийств, которые, как сказал Райли, должны были заглянуть ко мне. Поэтому, когда в четыре часа послышался стук в дверь, я поначалу решил не открывать, боясь, что пришел Уилкинс с дробовиком.
К несчастью, а может, и к счастью, мои решения больше ничего в этом доме не значили. Я сидел в гостиной, силясь распутать клубок своих мыслей.
Герти прошагала мимо меня, помахивая зажатым в правой руке острым ножом, облепленным сельдереем, и распахнула дверь, прежде чем я успел придумать какой-нибудь предлог, способный удержать ее от этого действия.
Бог знает, что подумали сыщики, когда дверь им открыла вооруженная тесаком женщина. Но они тотчас же узнали ее, и я подозреваю, что лишь это обстоятельство помогло им довольно быстро преодолеть оцепенение. Как бы там ни было, я услышал мужской голос, который произнес:
– Ба, да это Герти. Ты – тоже часть имущества наследодателя, милочка?
– Вот именно, Стив, – ответила Герти и, в свою очередь, осведомилась:
– Вы по делу, мальчики?
– Скорее, по долгу службы, – отвечал голос, принадлежавший Стиву.
– Тогда заходите, – пригласила Герти и посторонилась, пропуская в мое жилище двух мужчин, вид которых почти в точности совпадал с обликом самозванного легавого, кинувшего меня нынче утром.
– Вот Стив и Ральф, – сообщила мне Герти. – Они шпики. – Указав на меня, она добавила:
– А это Фред Фитч, племянник Мэтта. Полагаю, к нему-то вы и пришли.
– Лично мне хочется видеть только тебя одну, Герти, – молвил Стив не более игриво, чем это мог бы сделать бульдозер. – А вот с Фредом мне хотелось бы побеседовать.
– Я стряпаю, – сообщила Герти. – Надеюсь, вы меня извините, господа.
– Почти за любое прегрешение, Герти, – грубовато-льстивым тоном ответил Стив.
Герти лукаво улыбнулась ему и вышла, а Стив повернулся ко мне и вдруг превратился в прусского солдафона.
– Вы и есть Фред Фитч? – спросил он.
– Совершенно верно, – я поднялся. – Не угодно ли присесть?
Оба пришельца охотно уселись. Я сделал то же самое и внезапно почувствовал себя дурачком.
– Э... – начал я, – Джек Райли сказал, что вы зайдете.
– Мы получили рапорт, – ответил Стив. – Насколько мы понимаем, до сегодняшнего дня вы и знать не знали о наследстве, так?
– Так, – подтвердил я. – Хотя и не совсем так. Слухи дошли до меня еще вчера, но поверил я им только сегодня.
– Да, скверно, – удрученно молвил Стив. – А то могли бы стать нашим главным подозреваемым.
Тут в разговор впервые вступил Ральф.
– Понимаете, – объяснил он, – у вас – самая веская из всех мыслимых побудительных причин.
– Единственный известный нам мотив, – дополнил Стив.
– Поэтому мы, естественно, разочарованы вашим неведением относительно наследства, – добавил Ральф.
– И, естественно, – подхватил Стив, – нам хотелось бы опровергнуть ваше заявление, чтобы у нас опять появился главный подозреваемый.
Я ощутил легкий зуд в животе, словно там трепыхалась бабочка, и спросил:
– Неужели вы и впрямь подозревали меня?
– В том-то все и дело, что теперь мы не можем вас подозревать, ответил Стив.
– Даже как вариант, – добавил Ральф. – Вот что нас так огорчает.
– И, разумеется, – вставил Стив, – в этом деле есть некоторые так называемые странности.
– Что нам тоже не нравится, – пояснил Ральф.
– Странности всегда действуют на нервы, – заключил Стив.
– Не понимаю, какие странности вы имеете в виду, – признался я.
– По имеющимся у нас сведениям, – сказал Стив, – вы ни разу не встречались с вашим дядюшкой Мэттом, верно?
– Да, верно.
– Даже никогда не слыхали о нем.
– Совершенно верно.
– И тем не менее, он оставил вам почти полмиллиона долларов.
– Триста тысяч, – поправил я его.