Мы вернулись в гостиную, где Рикович указал мне на кресло, в котором я не так давно сидел, а сам уселся на диван.
– Сведений, – повторил он, с наслаждением смакуя это слово. – Месть – дело святое, так, кажется, говорят.
– Я хочу узнать, кто убил дядьку, – сказал я. – У меня на то свои причины.
– Свои причины. Теперь вы толстосум.
– При чем тут это?
– Когда богатым мальчикам нужны сведения, – он улыбнулся мне и приветственно поднял бокал, – им только и надо, что помахать стопкой денег.
Ваше здоровье.
И проглотил содержимое единым духом.
– Вы хотите сказать, что, возможно, располагаете какими-то сведениями?
– осторожно спросил я.
– Я знаю цену доллару, – ответил он, поставил стакан на кофейный столик и вытер губы рукавом халата.
Неужели он серьезно? Или просто хочет сбагрить мне какую-нибудь выдумку?
– Разумеется, я выплачу вознаграждение за сведения, которые приведут...
– Да, да, да, – он махнул рукой. – Приведут к поимке и осуждению убийцы вашего дядьки. Я тоже читал эти плакаты.
– Ну, и?
– Скажу вам так, приятель. От поимки до осуждения путь неблизкий. Я не рассылаю пакеты наложенным платежом.
– Деньги – вперед?
– Так оно вернее.
– А у вас действительно есть товар на продажу? – спросил я.
Рикович улыбнулся.
– Гас Рикович не торгуется забавы ради, – сказал он.
– Имя убийцы?
– На этой неделе оно – гвоздь прогораммы, друг мой.
– И доказательства? – спросил я.
Рикович передернул плечами.
– Указания, – ответил он. – У меня есть указательный палец, а у вас – глаза.
– Я не хочу платить вам за сведения, которыми не смогу воспользоваться, – сказал я.
– Весьма рачительно, приятель. Может, вам лучше воздержаться от покупки?
Будь он неладен! Рикович прекрасно знал, что торгует дефицитом. Ему было плевать, стану я покупать или нет. Во всяком случае, он мог позволить себе вести себя именно так. Это я пришел к нему как проситель, значит, и решать мне.
– Сколько? – спросил я.
– Тысячу на бочку.
– Сейчас?
– Первый взнос. Еще тысячу, когда полиция возьмет за шиворот того парня, на которого я укажу. И, наконец, тысячу, когда он сядет на скамью подсудимых, независимо от исхода процесса.
– Зачем такие сложности?
– Гас Рикович – человек щепетильный. Если мои сведения не помогут, они обойдутся вам в тысячу. Если они сыграют главную роль, то в три тысячи, – он развел руками. – Все честно.
Я откинулся на спинку и погрузился в размышления, хотя уже знал, что пойду на сделку. Наконец я сказал:
– Ладно, я выпишу вам чек.
– Не выйдет, друг мой. Нарисуйте мне тысячу наличными.
Я вполне понимал его желание, но сказал:
– У меня не наберется тысячи долларов.
– А у кого наберется? Сходите в банк, а к шести часам возвращайтесь сюда.
– Почему к шести?
– Мне нужно время, чтобы перемолвиться с другой стороной.
– С какой еще другой стороной?
– С тем, кто уделал вашего дядьку. Это естественно.
Я не видел тут ничего естественного.
– Вы собираетесь вести с ним переговоры?
– Чтобы все было справедливо. Разумеется, я должен дать ему возможность поторговаться.
– Потор... Но вы... Вы не...
– Извините, дружище, но не могу не сказать вам, что вы заикаетесь.
– Вы чертовски правы! Я заикаюсь! Что это за... Я приду в шесть часов, а вы скажете: нет-нет, цена поднялась, вторая сторона предлагает столько-то и столько-то, стало быть, вам придется заплатить столько-то и столько-то.
– Возможно, – рассудительно сказал он, признавая разумность моего довода. – Вот что мы сделаем: ограничим торг двумя ставками. Вы играете в пинокль?
– В пинокль? – переспросил я.
– Две ставки при торге. Это как в пинокле.
У меня ум зашел за разум.
– Да какое мне дело? – взорвался я. – Пинокль? При чем тут пинокль?
Сначала вы говорите, что имеете сведения на продажу, потом вам надо совещаться с другой стороной. Господи, то две ставки при торге, то какой-то пинокль! Может, вы вовсе ничего не знаете! Как вам такая мысль? Может, у вас пять тузов в колоде! Каково, а? Это как в очко: ни черта у вас нет, и вы просто блефуете, – я вскочил на ноги, подталкиваемый бессильной злостью. Не верю ни единому вашему слову. Вы не получите от меня и тысячи центов.
– Покер, – поправил он меня.
– Что?
– Это термин из покера. Он означает, что вы блефуете, делая вид, будто у вас пять карт одной масти, хотя на самом деле их всего четыре, – Рикович поднялся. – Мне блефовать не надо, у меня – флеш. Жду вас в шесть часов.
– Я знал, – сказал я, наставляя на Гаса Риковича палец. – Я знал, что это из покера. Вот как вы меня расстроили.
– Уж простите, приятель, – ответил он. – Когда вернетесь нынче вечером, постараюсь не добавлять вам огорчений.
Глава 20
Очко – это такая игра, в которой вам сдают две карты рубашками кверху, а остальные, если они вам нужны, – наоборот, воткрытую. Цель игры состоит в том, чтобы подобраться как можно ближе к двадцати одному очко («картинки» идут по десять), но ни в коем случае не набрать больше этого числа. Если в конце кона вы оказываетесь ближе к двадцати одному очко, чем банкомет, стало быть, выигрыш ваш.
Покер – это такая игра, в которой вам сдают пять карт. Если среди них попадаются две парные – это хорошо. Четыре – еще лучше, а три карты одной масти – и подавно. А еще есть стриты, флеши, стрит-флеши, аншлаги и четыре в масть.
Я просто хочу сказать, что все это мне известно. Я не знаю, почему говорил, что «блефовать» – это термин из очко. В очко только один термин «очко».
Как бы там ни было, когда я на нетвердых ногах выбрался из квартиры Гаса Риковича, то немедленно взял такси и поехал на север, в банк, чтобы во второй раз на дню снять деньги со счета.
Сидя в медленно пробиравшейся сквозь вечные нью-йоркские заторы машине, я размышлял, не надувают ли меня в миллионный раз. Действительно ли Гас Рикович знает, кто убил дядюшку Мэтта? И, если знает, скажет ли? А если знает и скажет, будет ли мне в этом какой-нибудь прок?
В книжках про частных сыщиков, которых я начитался вдосталь, все герои покупают сведения, и сведения эти непременно оказываются стопроцентно точными. Бог знает, почему никто никогда не сбагривает частным сыщикам туфту. Но я – не частный сыщик, и вполне возможно, что именно сейчас Гас Рикович готовит три большущих короба без крышек, чтобы нагрузить их враками.
И я куплю эти враки. Я знал это не хуже, чем Рикович. Я понятия не имел, каким еще способом смогу что-либо выяснить. И, если уж бросать деньги на ветер, то хотя бы попытавшись сначала установить, откуда он дует.
Однако, чтобы швырнуть деньги в воздушный поток, надо по меньшей мере взять их в руки, а это не всегда так просто, как кажется. И уж совсем непросто, если вы доверили ваши денежки банку.
– Крупная сумма, – с сомнением проговорил кассир, разглядывая мой расходный ордер.
– Мне нужно сотенными купюрами, – сказал я.
– Минутку, – ответил он, снял трубку и проверил мой счет. Похоже, то, что услышал кассир, взволновало его. Он положил трубку и капризно уставился на ордер.
– На счету достаточно, – заметил я.
– Оно, конечно, так, – ответил кассир, изучая ордер, и добавил: Крупная сумма.
– Сотенными, – повторил я. – В конвертике, если у вас найдется.
– Минутку, – повторил он, и мне на миг показалось, что я угодил во временную петлю, и теперь все будет повторяться снова и снова несчетное число раз и так ни к чему и не приведет. Но вместо того, чтобы снова снять трубку и проверить мой счет, кассир куда-то ушел, прихватив ордер с собой.
Я привалился к конторке и стал ждать. Стоявшая за мной женщина с буклетом Рождественского клуба в руке сердито посмотрела на меня и перешла в другую очередь.