Я немного постоял, разглядывая ковер, ничего не высмотрел, ничего не надумал и, наконец, возобновил скитания по комнатам, которые долго не приводили ни к каким результатам. До тех пор, пока я не уселся за письменный стол в кабинете.
Да и тогда я обнаружил непонятно что. Тут и там валялись листы писчей бумаги – послания от разных людей, но ни одно из них не проливало света на происшедшее и происходящее. Счет от Добрьяка, к которому прилагалось заискивающе-подобострастное, но наглое письмо, наведшее меня на мысли об Урии Хипе. Письмо от другого стряпчего, какого-то Прескотта Уилкса, благодарившего дядьку за то, что он воспользовался услугами его фирмы. Один абзац этого письма показался мне немного странным: "Обстоятельства известны Вам не хуже, чем мне, мистер Грирсон, и мне нет нужды сообщать Вам, что наш общий друг не меньше моего расстроен неоправданным разрывом отношений между Вами и нашей фирмой. Меня попросили передать Вам, что все изменения в договоренностях и любые намерения «действовать в одиночку», которые Вы, возможно, вынашиваете, будут восприняты очень серьезно. Соблаговолите помнить об этом, ведя дела с «Лэтэм, Кортни, Уилкс и Уилкс».
Похоже, никаких дел с «Лэтэм, Кортни, Уилкс и Уилкс» дядя больше не вел. Письмо было отправлено четыре месяца назад, а более свежих посланий от вышеупомянутой фирмы я не нашел. Когда я затесался в это дело, Добрьяк, судя по всему, уже прочно владел положением.
Что меня заинтересовало, так это скрытая угроза, которую я почувствовал, прочитав абзац. И кто этот «общий друг»? В каких отношениях был дядя Мэтт с фирмой Прескотта Уилкса? Что именно означали слова «будут восприняты очень серьезно»? Может быть, тут подразумевалось убийство?
Меня немного тревожило то обстоятельство, что Стив и Ральф наверняка тоже видели письмо и пытались докопаться до его подлинного значения. Я отнюдь не был уверен в честности Стива и Ральфа, которые вполне могли продаться мафии. Возможно, они-то и сообщили ей, где я скрываюсь. Возможно, они выгораживают, а не ищут убийц. В конце концов, как сказала Герти, никому не придет в голову назвать Стива и Ральфа святыми.
Вспомнив о Герти, я решил снова позвонить ей домой, но оказалось, что телефон отключен. Полагаю, об этом позаботился Добрьяк, что было весьма рачительно и предусмотрительно с его стороны, но теперь, когда у меня есть триста тысяч долларов, я, наверное, могу позволить себе и телефон в моей второй квартире.
Стану ли я здесь жить? Мне почему-то казалось, что нет. Слишком уж эта обитель смахивала на вестибюль музыкального театра в Радио-Сити. Тут меня не будет оставлять ощущение, что вот-вот появятся туристы с экскурсоводом.
Кроме того, не стану же я до гробовой доски терпеть наскоки швейцаров. Нет уж, пусть лучше Добрьяк выставит эту квартиру на продажу. Пожалуй, останусь у себя, на Западной девятнадцатой. Зачем съезжать оттуда, если квартира вполне устраивает меня?
Да, но все это – дело будущего. Сперва надо дождаться окончания нынешней катавасии и вернуться в наезженную колею. Пока же я исследую квартиру дяди Мэтта. Правда, и сам не знаю, зачем. В общем, я переписал адрес «Лэтэм, Кортни, Уилкс и Уилкс» на клочок бумаги, запихнул его в карман и возобновил разведку местности.
Следующая находка поджидала меня в стенном шкафу в спальне прислуги.
Именно там я обнаружил скрюченное тело Гаса Риковича.
Глава 25
Поначалу я не понял, что он мертв. Рикович сидел на полу, привалившись спиной к стене, задрав коленки и уперевшись в них подбородком. Все это сооружение было запихнуто в самый дальний угол. Глаза Риковича были открыты, даже вытаращены, а губы застыли в любезной и немного вопросительной улыбке.
Казалось, он разглядывает мои лодыжки. Естественность позы и выражения лица ввели меня в заблуждение, и я пребывал в нем секунд, наверное, десять, в течение которых моими преобладающими чувствами были: а). изумление и б). злорадство.
Мое а). изумление объяснялось очень просто: кто не изумится, открыв стенной шкаф и обнаружив в нем Гаса Риковича сидящим на полу? А б). злорадство я чувствовал потому, что мне сразу пришло на ум объяснение странного присутствия здесь Гаса Риковича. «Ого-го! – подумал я. – Он пришел сюда в поисках сведений, которые мог бы продать». Иными словами, в тот миг, когда я увидел его, мне подумалось, что утром, предлагая купить сведения, Рикович на самом деле не располагал никакими сведениями, вот и примчался сюда в надежде, что ему удастся раздобыть их и сбагрить мне. Разумеется, предположение это я построил гораздо быстрее, чем изложил его вам.
Но, как бы там ни было, чувства а). и б). в мгновение ока вытеснило чувство в). – ужас. Ибо до меня дошло, что Гас Рикович неподвижен, не моргает, а макушка его имеет какой-то непотребный вид.
– Ой! – воскликнул я и поспешно захлопнул дверцу шкафа.
Хлопок напугал меня пуще прежнего. А вдруг убийца все еще где-то поблизости? А вдруг, сам того не ведая, я уже полчаса играю в кошки-мышки с лиходеем, угробившим несколько человек? А вдруг теперь, когда я обнаружил тело его последней жертвы, этот лиходей решит, что пришла пора отправить в мир иной и меня тоже? Вполне может быть.
Нет. Не «может быть», а не может быть. Человек, убивший дядюшку Мэтта, уже покушался на меня и не делал никакой тайны из своих намерений. Мог ли я сомневаться, что тот же загадочный мистер Икс позаботился и покое Гаса Риковича? Рикович пришел сюда либо затем, чтобы попытаться раздобыть годные на продажу сведения, либо в надежде шантажом вытянуть из убийцы деньги. Это не так уж и важно. Теперь ясно, что и дядя Мэтт, и эта штуковина в шкафу пали от одной и той же руки. А значит, тут никого, кроме меня, нет, если не считать Гаса Риковича.
Я больше не открывал шкаф, а вместо этого развернулся и начал перебирать ногами. Я успел миновать три комнаты, когда мои мозги, наконец-то, догнали меня. И первым делом пожелали узнать, как теперь быть.
Позвонить в полицию? Нет, нельзя. По тем же причинам, по которым я не мог позвонить туда после похищения Герти. Разумеется, можно воспользоваться безопасным телефоном-автоматом. Помимо прочих преимуществ, такое решение сулило мне чудесную возможность покинуть эту квартиру, воздух в которой вдруг сделался влажным, промозглым и липким, будто в мавзолее.
Казалось, тело Гаса Риковича дрожит в шкафу в глубине квартиры. От него во все остальные комнаты словно тянулись невидимые нити. Присутствие Риковича явственно ощущалось в гулком звенящем воздухе. Я будто стоял в пещере, вымытой в толще айсберга, в углу которой валялась чья-то гниющая плоть.
К тому же, мне надо было спешить на встречу с профессором Килроем.
Я быстрым шагом вышел из квартиры, запер дверь, поначалу перепутав ключи, но даже теперь ощущал затылком липкие щупальца, тянущиеся ко мне от Гаса Риковича. Я с содроганием нажал кнопку вызова лифта.
Казалось, мой дружелюбный лифтер ехал ко мне слишком долго. Но как только я вошел в кабину, он с тревогой посмотрел на меня и сказал:
– Я тут кое о чем подумал, мистер Грирсон.
– Фитч, – рассеянно ответил я, размышляя о том, что никогда прежде не видел мертвых тел и предпочел бы не видеть их впредь, особенно в стенных шкафах обезлюдевших квартир.
– А, да, верно, помню, – откликнулся лифтер. – Мистер Грирсон объяснял мне, почему у вас с ним разные фамилии.
– Правда? – спросил я.
– Мистер Фитч, – с нажимом произнес лифтер, – надеюсь, вы не скажете нашему управляющему, что я играл в карты с вашим дядюшкой. Нам не положено близко сходиться с жильцами, понимаете? Я бы и не стал играть, да ваш дядька сам требовал.
– Я ничего не скажу, – пообещал я.
– Иначе я могу поплатиться работой, – объяснил лифтер. – А тогда уж и не знаю, что мне делать.