– Мы здесь словно в осаде, – заметила мисс Берил, когда Клайв-младший наклонился и поднял подкатившийся к его ногам мяч с нарисованной на нем улыбающейся рожицей.
Выражение лица у Клайва-младшего было как в детстве, когда его фотографировали с подарком, полученным на день рождения или на Рождество. Предполагалось, что это снимок мальчика в счастливую минуту, но на лице у Клайва-младшего чаще читалась досада, словно он уже выявил недостатки подарка и причины, по которым тот не способен выполнять указанное на коробке.
Загорелся зеленый, и мисс Берил проехала перекресток, гадая, что именно Клайв-младший задумал на этот раз и связано ли это с ее отъездом из дома. Размышления ее прервал вопрос миссис Грубер: “Разве это не он, дорогая?” – и мисс Берил заметила, что костлявый палец подруги указывает на единственное здание в Олбани, которое та узнавала, – мотель “Нортвудс”, куда они направлялись и который уже проехали.
– Ну вот, – печально произнесла миссис Грубер, глядя, как удаляется мотель “Нортвудс”, точно ошибка подруги была слишком серьезна и исправить ее невозможно. – Как думаешь, мы можем развернуться?
Вообще-то нет – по крайней мере, ближайшие четверть мили. Посередине улицы, по которой они ехали, располагался островок безопасности, ускользнувший от внимания миссис Грубер. Мотель скрылся из виду, и миссис Грубер громко вздохнула. Через несколько кварталов они остановились на светофоре, и миссис Грубер заметила альтернативу.
– Там может быть мило, – сказала она. – Выглядит определенно мило.
– Это банк, – ответила мисс Берил, хотя вынуждена была признать: если бы не вывеска “Банк”, здание больше походило бы на ресторан.
Миссис Грубер снова вздохнула.
Мисс Берил свернула, описала петлю по пустой банковской парковке и направилась туда, откуда они приехали; ее маневр озадачил миссис Грубер, но когда вновь замаячил мотель “Нортвудс”, теперь уже на противоположной стороне улицы, она удивилась и приободрилась.
– Сюда! – указала миссис Грубер и принялась объяснять подруге, как заехать на парковку. Когда та сбросила скорость, включила поворотник и начала парковаться, миссис Грубер вновь принялась ею руководить. – Сюда! – повторила она.
Жизнь понемногу налаживалась. Жизнь всегда ухитряется наладиться, даже если кажется, что все пропало, размышляла миссис Грубер. Этот урок она выносила снова и снова – и прямо на переднем сиденье “форда” дала себе клятву впредь смотреть на вещи оптимистичнее.
В мотеле “Нортвудс”, особенно по праздникам и воскресеньям, устраивали обеды для пожилых. Столовая была просторная, без порогов и лестниц, между столами, накрытыми белыми скатертями, можно было свободно проехать на инвалидной коляске. Юные официантки в тирольских нарядах все как одна были рослые, крепкие и вполне могли сопроводить старичка или старушку к столам с салатами и супами, когда приходило время выбрать блюдо. Девушки знали по опыту: чем немощнее клиент, тем больше любит самообслуживание. Чем сильнее посетители “Нортвудса” страдали от артрита и межпозвоночных грыж, чем хуже удерживали равновесие, чем слабее было их зрение и аппетит, тем активнее они стремились к длинным столам, уставленным тарелками с морковью и сельдереем, зерненым творогом, яблочным пюре, сырными кубиками на зубочистках в разноцветных фестончиках из целлофана и всякой экзотикой: был тут и салат из фасоли и нута, и макаронный салат с овощами, и прочие блюда, нуждавшиеся в объяснении. Из-за этих объяснений у столов с закусками выстраивалась очередь, и к тому моменту, когда выбор был сделан, она змеилась уже на ползала.