Так обстояли дела, когда мисс Берил и миссис Грубер усадили за стол, слишком большой для двоих, в самом центре столовой. Мисс Берил никак не могла успокоиться из-за того, что проехала мимо мотеля, и слишком злилась на спутницу, чтобы всерьез раздумывать о еде. Миссис Грубер не терпелось занять очередь, пока та не стала длиннее. Но мисс Берил воспротивилась и заказала “Манхэттен”.
– Длиннее она не станет, – пояснила она. – В ней и так стоят все, кроме нас с тобой.
– Как скажешь, дорогая, – ответила миссис Грубер, уступавшая подруге, пусть неохотно, почти во всех житейских делах. – Как называется тот коктейль с виски, который я всегда беру?
– “Олд фэшн”, – напомнила ей мисс Берил.
Миссис Грубер заказала “Олд фэшн”.
Меню было специальное, праздничное, на тонком прозрачном листе бумаги с зубчатыми краями, миссис Грубер изучала его, точно Розеттский камень. Можно было взять запеченную индейку, глазированный свиной окорок или жаркое из говядины с овощами. Миссис Грубер, шевеля губами, читала описания и расплылась в улыбке, когда приняла решение, которое мисс Берил могла предсказать с самого начала.
– Я буду индейку, – объявила миссис Грубер чересчур громко, и сидевшие рядом оглянулись на нее. – Индейка – то, что надо, – добавила миссис Грубер и на всякий случай перечитала меню. – Тут написано, она сочная.
Миссис Грубер любила кухню мотеля “Нортвудс” ровно за то, за что мисс Берил терпеть ее не могла: здесь все пережаривали и переваривали. Овощи можно было опознать только по цвету – точнее, по блеклому оттенку, – по форме и консистенции они превращались в пюре. Мясо тоже теряло привычный облик, от жара и пара едва не распадалось на части, миссис Грубер всякий раз замечала, что его можно отделять вилкой.
– Неправильно называть индейку “сочной”, – указала мисс Берил.
Миссис Грубер отложила меню.
– Что? – спросила она.
Мисс Берил повторила замечание.
– Вечно ты придираешься к словам, когда не в духе, – ответила миссис Грубер, не преминув заметить нелюбезность подруги. – “Сочный” – абсолютно нормальное слово. Очень милое. И образное.
Мисс Берил согласилась с тем, что слово “сочный” действительно образное, но подумала, что представление об этих образах у них с миссис Грубер явно не совпадает. Верно одно: мисс Берил действительно придиралась к словам, когда ее что-то тревожило. Пожалуй, она правда не в духе. И дело не только в звонке Клайва-младшего и подозрениях насчет миссис Грубер. Смутное раздражение не оставляло ее после утренней беседы с Салли и его неожиданного признания, что он действительно растратил жизнь впустую. Мисс Берил всегда восхищала в Салли несгибаемая преданность бесчисленным ошибкам, составлявшим его нелепое одинокое существование. Она полагала, что Салли, как обычно, примется возражать, а он вдруг печально согласился, что было на него непохоже, и от этого показался ей призрачнее обычного. Призрачным ей порою казался весь Бат, особенно Верхняя Главная с ее вязами, переплетением черных ветвей в вышине, с ее старыми домами – в большинстве из них обитал один-единственный человек, осколок некогда большой и благополучной семьи, и с мертвыми он общался куда чаще, чем с живыми. Может, ей и впрямь лучше поселиться возле поля для гольфа. Может, лучше притягивать мячи мазил-гольфистов, чем торчать под ветвями, которые рано или поздно обязательно обломятся и упадут. Утром после ухода Салли и до звонка Клайва-младшего мисс Берил провела долгую и не слишком удовлетворительную беседу с Клайвом-старшим – в праздники она скучала по нему сильнее всего. Она включила парад “Мэйси”[20], но не сводила глаз с фотографии мужа, чье круглое лицо маячило над воздушным шаром – Снупи. Кажется, сегодня утром Клайв-старший посматривал на нее с легким неодобрением?
– Если тебе не нравится, как я живу, то и не лезь не в свое дело, – сказала ему мисс Берил. – И ты тоже, – добавила она, обращаясь к висевшему на стене Инструктору Эду, тот глядел на нее так, словно вот-вот прошепчет какой-нибудь вредный африканский совет.
До недавнего времени мисс Берил была более-менее довольна своей жизнью на Верхней Главной и не понимала, почему бы не быть довольной и далее, ведь ее обстоятельства почти не изменились. Правда, смерть все ближе, но смерти она не боялась – по крайней мере, боялась не больше, чем двадцать пять лет назад. Теперь ей словно бы не давало покоя смутное дурное предчувствие, точно она забыла сделать нечто важное. И после того, как мисс Берил вчера пообщалась с бедной девочкой и ее матерью, ощущение это стало сильнее и острее, хотя мисс Берил понятия не имела, почему от вида ребенка, пусть самого несчастного, ей стало еще жальче себя. Если вдуматься, просто нелепо в восемьдесят лет упиваться жалостью к себе снежным Днем благодарения, ведь есть масса вещей, за которые следует быть благодарной, и мисс Берил это признавала. А она все глядит на деревья и ждет, когда Бог нашлет на нее вселенскую кару, – несомненно, это доказывает, что артрит, поразивший пальцы ее рук и ног, добрался и до мозгов. Пора это прекращать. И точка. Салли не призрак, он человек. Клайв-младший – ее сын, ее плоть и кровь, и нет причины не верить, что он совершенно искренне беспокоится о ее благополучии. Все ее подозрения – просто-напросто паранойя. Клайву-младшему ни к чему помышлять о том, чтобы лишить ее независимости, он от этого ничего не выиграет, а без причины он и делать ничего не станет. А если он ничего такого не помышляет, значит, миссис Грубер ему не сообщница.
20
Парад на День благодарения, который проводит в Нью-Йорке сеть универмагов “Мэйси”, знаменит огромными воздушными шарами в виде разных животных.