По Москве торчит немало памятников разным скотам, к их прославлению власть имущие обнаружили в себе силы и энергию, а вот по отношению к сербским неугодникам, ценой своих жизней защитивших Россию, желания в себе не обнаружили. Как, впрочем, не обнаружили и по отношению к Святославу (освободившему Русь от Первого еврейского ига).
На памятник сербским неугодникам напрашивается барельеф, казалось бы, к загадкам Первой и Второй мировых войн не относящийся: в дни американских бомбардировок танцующие на мостах сербы!
Что может быть прекраснее презрения к власти мировой стаи?!
Как много людей не побоялись свою жизнь расценить ниже, чем высокие нравственные принципы Вечности!
Мосты в Белграде, если вы помните, были разве что не запружены. В то время как в многосоттысячной «иудо-внутреннической» армии карателей, по численности сравнимой с численностью населения всей Сербии, нашелся всего только один, у кого проснулась совесть и он бескорыстно помог неугодникам. Конечно, это был не американец (что можно ожидать от этой синтетической нации из нравственных уродов, притянувшихся друг ко другу со всех народов мира?), но и не немец, и не англичанин — а француз, офицер-штабист, бескорыстно передававший сербам сведения о планировавшихся военных операциях армии «иудо-внутреннической» стаи.
Словом, картина: мировой центр (полностью выхолощенный), вассалы (редко, но встречаются). Ну, а метанация — точка приложения звериной ненависти и клеветы мировой стаи.
Танцуя на приговорённых к уничтожению мостах, сербские неугодники защищали честь не просто Сербии, но дух метанации вообще, свет самой Вечности, Родины в наиболее возвышенном смысле этого слова.
А представьте такой проект памятника: на постаменте обломки фюзеляжей от двух сбитых над защищавшейся Сербией самолётов — от гитлеровского и от американского. Постамент о четырех сторонах, на одной люди с охотничьими ружьями против людей в эсэсовской форме, на другой — танцующие на мосту люди… С остальными сторонами не знаю. Одну сторону можно отдать под сцены инквизиции (в средние века Америка и Израиль были ещё во чреве инквизиторской Европы), а четвертую оставить подчёркнуто свободной — тем символизируя, что неугодникам принадлежит Вечность.
К фюзеляжам сбитых самолётов, кстати, можно прибавить и связку инквизиторского хвороста.
Что до теории стаи (простых соображений здесь недостаточно), то когда мировая толпа сходила с ума по полям с чуть присыпанными землёй кучами трупов (факт!), и когда все говорили, что войну «иудовнутренническая» иерархия начинает против Милошевича (исторические документы!), — я не поверил. Ни во второе, ни в первое. Теория стаи тому противоречила…
«Казалось бы, факты нам говорят… но по простым соображениям получается…»
Глава пятьдесят пятая из второго тома «Катарсиса» — «Теория стаи» (в первом издании «Россия: подноготная любви»)
Итак, на планете идут три процесса:
— психологическое расслаивание бытовое и внутригосударственное;
— пространственная поляризация некрофилов и биофилов;
— изменение соотношения «внешников» и «внутренников» на планете как целом.
«Внешники» постепенно истребляются, преимущественно своими же собственными руками, а «внутренники» и неугодники тяготеют к разным территориям (в 41— м были и такие сербы, которые смеялись в лицо тем, кто взял против захватчиков оружие, и уезжали к себе подобным в Америку — им, как и предателям из других народов, там хорошо); «болото» заполняет все.
О, видимо, «странном» итальянце, который вопреки выгоде предпочел остаться в разоренной послевоенной России, и о закономерно прекрасной судьбе его сына упомянуто в главе «Тайна человека, внесшего крест на Голгофу».
Один из классических, но индивидуальных случаев.
А теперь другой, более массовый и не столь персонифицированный.
Место: самый юг Российской империи, угол, составляемый западным побережьем Черного моря и Дунаем, — юг Бессарабии, Буджакские степи (ныне — юго-запад Одесской области близ ее границы с Молдавией и Румынией).
Несмотря на теплый климат и великолепное по красоте, громадное по размерам, вытянутое на несколько десятков километров пресное озеро Ялпуг, Буджакские степи много веков были местом как бы проклятым. Ровная непересеченная местность от Черного моря вглубь материка, отсутствие географических препятствий на востоке и севере обращали эти плодородные места если не в перекресток Европы, то, во всяком случае, в одну из удобных для передвижения больших воинских соединений дорог. Естественно, многие завоеватели и следовавшие за ними толпы волнами перекатывались через Буджакские степи, разрушая и уничтожая все на своем пути. Оставшиеся в живых местные жители разбегались, — и богатейшие земли вокруг красивейшего озера пустовали. На протяжении всей истории человечества только вхождение подобных земель в крупные империи обеспечивало процветание для решившихся на них поселиться. Так и с Буджакскими степями: во второй половине XVIII века Екатерина Великая объявила, что эти земли, отошедшие к Российской империи, теперь уже навсегда переходят во владение династии Романовых и что все, кто желает переселиться в этот край, будут освобождены от налогов в течение 40 лет. Также гарантировалось, что и рекрутов в армию набирать из этого края не будут.
Слова Екатерины Великой возымели действие, и в Буджакские степи хлынули переселенцы из различных европейских стран. Каждый народ селился отдельно, поэтому и появились селения албанские, немецкие, молдавские, гагаузские и даже французские. Были и русские — из староверов, бежавших от безбожных издевательств «новых православных». Здесь старообрядцев называли «липованами» — происходит это странное название, как полагают, от названия лесов, в которых они селились подальше от гонителей.
Процветание переселенцев началось незамедлительно: богаты были не только вскоре распаханные степные земли, но и воды озера; даже овраги вокруг озера в те времена были прекрасным местом для охоты.
Были волны переселения и болгар — но происходили они не по коммерческим соображениям, как то делали остальные переселившиеся сюда народы, но по иным мотивам.
Последняя из «неугоднических» переселенческих волн пришлась на начало XIX века, в эпоху царствования Александра I. Начавшуюся в 1806 году русско-турецкую войну, победоносную для русских, царь, подозревая приближение войны с Бонапартом, стремился поскорее завершить и заключить мир. И мир был заключен — за день до вторжения Наполеона в Россию. При такой поспешности в заключении мира и при том, что и турки не находились в неведеньи о происходящем в Европе и прекрасно понимали причину, по которой Александр I торопится высвободить 60-тысячную Молдавскую армию под командованием адмирала Чичагова, условия мира выгодными для России быть не могли. В частности, русские войска были обязаны оставить уже освобожденные от турок территории Болгарии[5].
Болгары за столетия турецкой оккупации хорошо прочувствовали на себе, что такое носители истинной веры испытывавшего трудности с женщинами Магомета: болгар безнаказанно резали, грабили, насиловали. Для турок одним из любимых развлечений было, например, запрячь несколько болгарских юношей в повозку и, хлеща их бичом, разгонять повозку так, чтобы ветер свистел в ушах. Словом, издевались в полное свое удовольствие.
Люди таковы, что одним такое с собой обращение нравится, хотя слова могут произносить самые жалостливые, а другим — нет.
Болгары, оставшиеся в Болгарии, не воспользовавшись предоставленной им возможностью перейти под защиту России, выбрали власть турок, разумеется, не из христианского смирения. Истинная причина та, что оставшимся быть объектами унижения подсознательно нравилось — обыкновенный садомазохизм, одно из проявлений стадного мышления.
5
В те времена Оттоманской империей были оккупированы не только Болгария, но и другие православные страны — Сербия, Греция, Валахия (юг нынешней Румынии), Молдавское княжество (включавшее в себя, кроме территории нынешней Молдавии, еще и северо-восток Румынии — Молдову и Буковину) и другие территории помельче.