Жеребенок, превратившийся в жутковатого зверя, старика и вовсе терпеть не мог. Особенно на первых порах – при каждой встрече хрипел и скалился не хуже степного волка. Помнил, наверно, что ведун предлагал с ним сделать. Знахарь бледнел и переходил на другую сторону улицы. Ясеня это весьма забавляло, пока отец не сделал ему внушение. Пришлось объяснить коню, что надо сдерживать чувства.
– Ладно, Черный, – сказал Ясень, – веришь ты или нет – твое дело, но завтра мы выезжаем. Давай отдыхай.
Он вышел с конюшни и направился к дому. Под ногами шелестели жухлые листья. Вроде бы только вчера собрали целую кучу, а ночью поднялся ветер и опять засыпал весь двор. Крыльцо у входа тоже не мешало бы подмести. Оно обиженно скрипнуло, когда Ясень поднимался по деревянным ступенькам.
– Ясень, – позвала матушка. – Иди, обедать пора.
Она выглядывала из кухни – простоволосая, в скромном домашнем платье и с полотенцем через плечо. Говорила негромко – Ясень вообще не помнил, когда она в последний раз повышала голос. Это отец в минуты гнева ревел, как раненый бык, наливался дурной кровью и поминал полуночных тварей. Домочадцы прятались по углам, чтобы не попасть под раздачу, и только матушка нисколечко не пугалась – садилась за стол, подпирала ладошкой щеку и говорила: «Развоевался». Отец спотыкался на полуслове, а потом, надувшись как обиженный карапуз, шел к заветному шкафчику. Там что-то звякало, и слышалось характерное бульканье.
– Иду, – сказал Ясень.
Матушка кивнула и вернулась на кухню. Оттуда доносился аромат свежей выпечки, к которому примешивался тонкий медовый запах. Ясень подошел и приоткрыл дверь. Противень с пирогом скромно остывал на печи, а на большом столе были разложены фиолетовые цветы – аккуратно, ровным слоем, словно живая скатерть. Их собрали вовремя, до полудня, поэтому они не завяли и продолжали мерцать. Матушка с Пчелкой стояли рядом и любовались, а старая Веста – кухарка, экономка и няня в одном лице, – выбрав один цветок, разглядывала его на просвет, принюхивалась и задумчиво шевелила губами. Прикидывала, как лучше делать настойку. Заметив Ясеня, матушка махнула рукой:
– В комнату – не сюда.
– Понял, понял. Я просто глянуть.
В столовой казалось, что уже наступили сумерки. Старая яблоня росла напротив окна, заслоняя свет. Ветки мерно покачивались, шевелились, как узловатые пальцы. Отец задумчиво вышагивал вдоль стола. Заметив Ясеня, приостановился и хмыкнул. Выдержал паузу, потом, наконец, сказал утвердительно:
– На поле ездил.
– Ездил.
– Понятно.
Ясень несколько удивился. Он ожидал, что реакция будет более бурной.
– Решил старика позлить напоследок?
Вопрос был, в общем-то, риторический, и Ясень только пожал плечами.
– Дурак, – сказал отец. – Сколько раз говорил – не трогай его. Он такие вещи не забывает. Думаешь, дедушка безобидный, только и может, что травку собирать, да Мирку хворостиной лупить? Жаль, ты его лет двадцать назад не видел…
Отец замолчал и нахмурился, как будто вспомнил что-то малоприятное. Потом махнул рукой:
– Ладно. Здоровый лоб уже, сам теперь разбирайся. Все равно ведь стоишь и не слушаешь ни хрена. Только и ждешь, как бы завтра побыстрей наступило. Готов себя показать, герой?
– Готов, – сказал Ясень, внутренне подобравшись.
– Уверен?
– Проверь.
Они застыли, впившись друг в друга взглядом, но это длилось всего секунду. Потом отец ухмыльнулся и сказал:
– Проверю, а как же. Ну-ка…
Он шагнул к шкафчику и достал бутылку красного рома. Плеснул в два стакана.
– Света без пепла.
Жидкость обожгла горло. Ясень едва не закашлялся, но сдержался. Родитель одобрительно хмыкнул.
– Вижу-вижу, наш человек, – он быстро разлил еще по одной. – Веришь ли, Ясь, завидую тебе белой завистью…
Ясень верил. Он и сам порой удивлялся, как отец с его буйным нравом столько лет продержался в этой дыре. Будь его воля, глава семьи до сих пор носился бы с клинком наголо от моря до моря, сшибаясь с дикарями на побережье и с бунтовщиками в предгорьях. Да и семьи никакой бы не было, скорее всего. Но судьба распорядилась иначе.
Бравый вахмистр королевских драгун был ранен в битве у Багровых Утесов. Это произошло на глазах у юного короля. Его величество, который и сам предпочитал помахать мечом, вместо того чтобы читать отчеты о налогах и урожаях, лично повесил вахмистру медаль на шею и пожаловал потомственное дворянство. Перед драгуном открывались блестящие перспективы, но ранение оказалось слишком серьезным. Несколько месяцев он едва мог подняться. Потом кое-как оправился, но при ходьбе заметно хромал и, что самое страшное, не мог больше долго удерживаться в седле.