Выбрать главу

Дурманящий и поминальный напиток в вере и культах наших предков

Георг Свердруп

Переводчик Максим Викторович Сиренко

© Георг Свердруп, 2023

© Максим Викторович Сиренко, перевод, 2023

ISBN 978-5-0060-9360-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дурманящий и поминальный напиток в вере и культах наших предков

RAUSCHTRANK UND LABETRANK IM GLAUBEN UND KULTUS UNSERER VORFAHREN

Автор:

Георг Свердруп

Осло, 1941

I – Der Rauschtrank

Опьяняющий напиток

Отсутствие интереса – это поведение, которое чуждо религиозному человеку. В самом глубоком смысле все, что переживает религиозный человек, становится – прямо или косвенно – частью его религии. И сама религия вырастает из таких жизненных, свежих и неиссякаемых источников, питаясь и обновляясь из них. Но не всякий опыт обладает одинаковой силой и религиозным потенциалом.

Особенно действенными ферментами религиозного чувства становятся те переживания, которые воспринимаются как обязательные условия жизни, потому что они вывали то или иное изменение в нашем состоянии. Источником такого измененного состояния является зелье (Trank). Оно действует мощнее и оставляет по себе больший след, чем большинство других состояний, которые испытывают люди, потому что его эффект столь же внезапен, сколь и ощутим. Но зелье бывает разных видов, и употребляют его с разными целями. Один напиток отрезвляет (Labetrank), другой опьяняет (Rauschtrank).

Это простое разделение сильно повлияло на развитие религии. Однако его значение не останавливается чисто на телесном отрезвлении или телесном опьянении. Именно нуминозный эффект в восприимчивых душах наших предков дает нам возможность отнести опьянение к феноменологии религии. В зависимости от обстоятельств, человек может ощутить многое: трезвость, освежение, силу, плодородие, полноту жизни, даже обновление и возрождение жизни. Но через опьянение лежит путь к слиянию с божеством. Первобытные культуры считают любое опьянение священным состоянием – буквально священнодействием. В традиции ацтеков преступление, совершенное в состоянии опьянения, не влекло за собой наказания. Считалось, что в действиях пьяного человека проявляла себя высшая сила[1].

Для всего арийского племени опьянение и подобные ему экстатические состояния были признаком наполненности священной (или божественной) силой. В Древней Греции сок виноградной лозы имел двойное назначение: он одновременно был и объектом наслаждения, и пищей. Согласно Гомеру, жизненная сила и мощь человека содержатся в хлебе и вине[2], поэтому даже детям давали пить вино, как, например, Ахиллесу[3] в детстве. Также мы находим у Плиния, что греки называли этот напиток «биос»; то есть они приписывали ему свойства, напрямую поддерживающие жизнь[4]. В своей вере в его животворную силу греки даже считали вино кроветворным напитком, а значит, напитком жизни, ибо кровь и есть жизнь.

Афиняне приписывали молодому вину особый оздоровительный эффект, а римляне искали этот эффект в сусле[5]. Но вино было известно древним и как опьяняющее и возбуждающее средство. Феогнид из Мегары противопоставляет его оздоровительный эффект чисто наркотическому[6]. Ни один народ так сильно не возводил полет души к действию опьяняющих напитков, как это делали эллины. Также вспомним, что именно в культе Диониса, от которого буквально веет экстатичностью, родилась аттическая трагедия. В стихах Архилоха поэт-герой поет песню бога, дифирамб, наполненный дионисийским экстазом[7]. Согласно Афинею, Софокл упрекает Эсхила в том, что Эсхил писал свои трагедии в состоянии опьянения; вероятнее всего, что Алкей и Аристофан творили в таком же состоянии[8]. Мы уверены, что они смогли бы спокойно принять упреки в этом и даже улыбнуться, восприняв их как похвалу. Как сказано у Платона, и о чем знают поэты, мания в значении энтузиазма одержимости – это благо: «Вдохновение и неистовство третьего рода, от Муз исходящее, охватив нежную и чистую душу, пробуждает ее и приводит в вакхическое состояние, которое изливается в песнях и во всем прочем [поэтическом] творчестве, украшает бесчисленные деяния старины и воспитывает потомство. Но кто подходит к вратам поэзии без неистовства, Музами посылаемого, будучи убежден, что он станет годным поэтом лишь благодаря ремесленной выучке, тот является поэтом несовершенным, и творчество такого здравомыслящего поэта затмевается творчеством поэта неистовствующего… Стоя вне человеческих стремлений, прилепляясь к божественному, он служит предметом порицания со стороны большинства, как человек ума лишившийся, но люди не ведают, что его состояние – состояние вдохновения[9]».

вернуться

1

G. Frazer: The Golden Bough, 1900, I, S. 359.

вернуться

2

II. IX 705 f, vgl. XIX 61.

вернуться

3

K. Kirchen Die sakrale Bedeutung des Weines im Altertum. Rel.gesch. Versuche u. Vorarbeiten IX. Band, 2. Heft, 1910, S. 74.

вернуться

4

Там же, S. 75.

вернуться

5

Там же.

вернуться

6

Там же, S. 76.

вернуться

7

Там же.

вернуться

8

Там же.

вернуться

9

Phaedrus 22, 29 (Übers. Apelth) цит. по «Федр», пер. С. А. Жебелева.