С такими обычаями круга вегетации связано принесение жертв усопшим. Оно широко распространено повсеместно и присутствует среди народов Старого и Нового света. Культ мертвых уходит своими корнями в поклонение силам роста. Это объясняется тем, что мертвые также владеют сокровенными источниками плодородия, которые они по весне выпускают из-под земли. Так, к умершему колдуну или вождю племени в Новой Зеландии обращаются за дождем и пробуждением плодородия[97]. В Индонезии мертвые, помимо прочего, могут принести удачу в рыбалке и охоте[98]. Греческие Tritopatores – это одновременно умершие отцы и духи ветра[99]. В связанном с курганами скандинавском, особенно норвежском, культе мертвых четко видна идея плодородия; традиция неоднократно подчеркивает, что жертвы приносят для того, чтобы земля была плодородной, чтобы был большой урожай, чтобы была удача со скотом[100] и т. д. Фраваши, духи-хранители персов, снабжают свою округу водой, позволяя земле обновляться и процветать[101].
Таким образом, нельзя различить духи природы и духи умерших по их способности к воздействию, и поэтому исследователи продолжают спорить об их природе. Иногда скандинавский праздник Йоль объясняют культом мертвых, иногда его объявляют объясняют как часть культа плодородия; иногда наших духов двора и дома отождествляют с предками, иногда их считают силами природы; иногда римские лары (Laren) характеризуются как покровители земли, иногда их называют духами предков. Так что нас не должно удивлять то, что пиво широко использовалось и как средство для почитания плодородия, и как инструмент поддержания контакта с умершими.
Поэтому мы предполагаем, что сложному скандинавскому Minnetrunk предшествовал более простой культовый пивной праздник. Он проходил без богов, без мертвых, в ходе такого празднества священная атмосфера была буквально пропитана пивом, и им же поддерживалась. Действо проходило непосредственно в собрании, в ходе которого живые не только пили с живущими и здравствующими, но и за живущих и здравствующих, то есть за свое собственное благо. Возможно, побывав среди швабов, св. Колумбан и стал свидетелем именно такого пира: в своем благочестии этот святой человек без колебаний отведал из сосуда с пивом, после употребления которого он сразу почувствовал влияние и козни дьявольских сил. Увы, мы не можем доподлинно знать, в чем именно для Колумбана проявилось это дьявольское действие хмельного напитка. Там, где бессильны факты, предположения получают наибольшую свободу действий. Поэтому в данном случае мы будем считаться с тем, что отсутствие богов на празднестве могло быть мнимым для наблюдателя, или оно могло быть основано на скупости источников.
Долгое время считалось, что Миннетрунк изначально был праздником в честь умерших[102]. Мы считаем, что это верно только в тех случаях, когда мы рассматриваем усопших как понятие, появившееся раньше богов. Этому есть неоспоримое доказательство в норвежском понятии erfi (erfiol, erfsaol), которое древнейшие законы определяют следующим образом: Erbbier, Grabbier, то есть буквально «пиво на наследстве», «пиво на могиле», то есть тризна, пир устраиваемый наследником по случаю погребения или принятия наследства[103]. В этом празднике в честь умерших мы наблюдаем те же характеристики, что и в более крупном культовом празднике: это пивной рог, который ходит по кругу, это тосты-формели над напитком, а также обильные траты на угощение и питье. Христианское законодательство было обязано бороться с языческой безнравственностью, поэтому и против тризны оно выступало с особой строгостью[104]. Сообщение 1850 года показывает, насколько живучим был этот обычай и как тщательно он отмечался: «Тело умершего часто оставляли не погребенным на 14 дней, потому что подготовка к празднику по случаю кончины занимала очень много времени[105]». Нет никаких сомнений в том, что в случае с тризной мы имеем дело с Миннетрунком в его более старой, более исконной форме. Но и в этом случае боги не присутствуют. В центре внимания – умерший человек, а круг участников – его род.
Другим погребальным обычаем, в котором пиву отводилось прочное место, был своеобразный Wohlfartstrunk, дословно «выпивка на добрый путь» или поминки: так в некоторых районах Норвегии перед тем, как труп выносили из дома, выпивали за умершего[106]. В сохранившихся сведениях из Сетесдаля (Setesdal) есть оригинальное описание этого праздника, которое лучше всего передает его характер: один из самых старших мужчин произносит хвалебную речь об умершем, после этого люди выпивают за усопшего из маленькой рюмки, которую обязательно нужно выпить до дна. При этом на гробу стоит большой сосуд с пивом, который также отвозят к могиле. Тосты пьют в определенном порядке, сначала его произносит семья соседей, затем семья соседей соседей, и далее все присутствующие[107]. Биркели описывает эту процедуру как «ритуальный акт с устоявшимися прощальными речами в адрес умершего в качестве вступления к прощальному напитку[108]». Чрезвычайно интересно его предположение, что пиво не только пьют присутствующие, но и выливают на лежащий в могиле гроб в качестве жертвенного возлияния (ср. «либация», прим. пер.). Если это верно, то мы видим здесь характерное слияние жертвоприношения как таинства с жертвоприношением как принесением жертвы.