Особенно важным является доказательство, которое выдвинул Э. Шассинат (E.Chassinat) и углубил Г. ван дер Лев, что в христианской латыни слово refrigerium имеет такое же значение – это «охлаждение, прохладная вода, еда-питание, райский оазис, рай, райское блаженство[195]». Иероглиф kbh часто означает просто «отправиться в kbhw», т.е. в район между Филами и Элефантиной. Как пишет Шассинат, «это, видимо, и есть те самые страны, источник поддерживающей плодородие воды, незаменимой в качестве субстанции для приготовления пищи, и египтяне выбрали эти земли в качестве образа своего рая; в результате распространения их образа, они дали латинянам понятие refrigerium, обозначая для египтян место обитания усопших[196]».
Ранее исследователи были склонны выводить эти идеи и их своеобразные толкования из греческих мистерий[197]. Уже Я. П. Якобсен выступал против этого подхода, указывая, что идея жажды у мертвых и их освежения прохладной водой прочно закрепилась в народных погребальных практиках[198]. То, что язычество также знало слово refrigerium и связанные с ним обычаи, достаточно доказано исследованиями А. Дитриха (A. Dieterich) и Ф. Кюмона (F. Cumonts). Надгробные надписи разных времен и разных социальных кругов содержат пожелания умершему прохладной воды в качестве освежения. Еще около 200 года это желание оставалось актуальным и активно упоминалось в христианском богослужении, что видно из «Страстей Перпетуи» (Passio Perpetuae). Во сне мученица Перпетуя видит своего брата Динократа: он в темном месте, его мучает жажда, ему жарко и он покрыт грязью. Их разделяет овраг. Рядом с юношей стоит чаша, наполненная водой, но она так высоко, что он не может дотянуться до ее края. Во второй версии Перпетуя тоже видит своего брата, но теперь «mundo corpore, bene vestitum, refrigerantem»; ибо теперь он испил воды[199].
Таким образом, истоки христианско-языческой идеи о refrigerium следует искать не только в орфическом мире, но скорее в «древневосточном комплексе, корни которого находятся в Египте, и чей побег смог расцвести и в орфических мистериях[200]». Но если мы попробуем расширить точку зрения и посмотрим на то, как выражение refrigerium и его корреляты встречаются в греческом языке[201] и влияют на лежащие в его основе обычаи и идеи, то объяснить все это одной теорией об их египетском происхождении не получится.
Можно было бы отнести на счет египетского влияния тот факт, что подношение воды также занимает широкое место среди семитских народов. Но то, что оно проявилось с такой силой и характерными чертами, может указывать и на местное происхождение этих обычаев. Например, в вавилонских гробницах всегда находят кувшин для воды и соответствующие сосуды[202]. Ежегодные возлияния совершались на могилах в день смерти. Сын был обязан обеспечить покойного пресной водой. Проклятие гласит: «Пусть Ниниб лишит его (святотатца) сына, его „водопойщика[203]“.» Также существовало особое священство – «водопойщики», которые совершали возлияния на могилах. Однако наши знания о вавилонских погребальных обрядах и погребальных обычаях все еще довольно скудны. Тем не менее, в последние годы стало известно несколько интересных ритуалов заклинаний против этимму (etimmu), духа мертвых. В этих ритуалах регулярно упоминается возлияние[204]. Чтобы духи умерших не приближались к больному, воду из разных источников смешивают и наливают в коровий рог или другую емкость. Иногда священник, а иногда сам больной произносит заклинание против темных сил, предлагая им эту емкость с водой[205]. В другом варианте такого защитного ритуала на западной стороне выкапывают яму, в которую из коровьего рога выливают такую смесь: мука из жареного зерна, хлеб из горького зерна и вода из могильной ямы[206]. В одном из многочисленных обрядов воскрешения мы читаем, что Мардук вместе со своим отцом Эа «окропляет» мальчика, то есть воссоздает его с помощью живой воды[207]. Ту же идею мы встречаем в сюжете об Адапе, который не получил вечной жизни, потому что отказался от предложенных ему Ану хлеба и воды[208].
200
A. Robinson: The Passion of S. Perpetua. Texts and Studies I, 2, 1891, c 7. Vgl. J. P. Jacobsen, S. 132 f. und G. van der Leeuw, S. 136.
202
M. Jastrow: Rel. of Babylonia, S. 599 und ders.: Hölle und Paradies bei den Bab S. 113.