- Ты не можешь рассказать мне ничего такого, о чем я уже не знаю.
- Что? То есть, как?
Я чуть было не спросил: "Ты кто?", но вовремя опомнился.
- Для твоего сведения, любовничек, я и есть Веркин брат. Это раз.
Кажется, чудеса этим вечером решили не скупиться на свое появление.
- Теперь. Если ты еще не догадался, день рождения сегодня у нее. Это два.
Hет, точно, они сегодня в ударе.
- И Вера почти не ошибалась на твой счет. Это три.
- В каком... в каком смысле не ошибалась?
Он посмотрел в сторону беснующейся толпы и, каким-то чудом ухитрившись разглядеть там Веру, пьяно помахал ей рукой.
- Только потому, что на тебе еще не стоит окончательно ставить крест, я тебе скажу. А дальше сам решай, что делать.
И он мне объяснил. Объяснил, что я не первый, с кем Вера вытворяет такие номера.
- Тебе еще повезло, с некоторыми она выкидывала кое-что похлеще.
Объяснил, что это не просто издевательство.
- Она преследует определенную цель. Догадаешься какую - флаг тебе в руки и барабан на шею. Hа самом деле совсем не трудно понять, чего она хочет.
Объяснил, что это еще не конец.
- Мне кажется, для тебя это всего лишь начало. Hа сегодняшнем экзамене ты провалил вспомогательный вопрос, но правильно ответил на главный. Так что жди новых проверок.
Объяснил, кто я такой.
- Ты жалок, но пока что лучше других, кого я видел. И потом, ты уже продержался с Верой немало времени. Ты сам не представляешь, насколько ты интересен для нее в своей аморфности.
Сказал, что даст мне денег на такси, чтобы я добрался домой, раз уж я не удосужился захватить их с собой.
- Откуда ты знаешь? - спросил я.
- Я и не знаю. Мне Вера еще до приезда к тебе домой объяснила, что ты не носишь при себе денег.
Мне было противно осознавать себя жалким (замечание о деньгах достигло цели), противно признавать его правым, противно слышать вопли оскорбленной гордости, но я должен был задать этот вопрос:
- Это она тебе сказала дать мне денег?
- Hет, - повременив, ответил Лешик, - это я тебе их даю. Потому что ты пока лучший экземпляр, и наименее косный.
- О чем ты?
- Все о том же, - улыбнулся он и протянул мне банкноту.
В темноте трудно было разглядеть ее, да и я не хотел заострять на ней внимание, поэтому просто положил деньги во внутренний карман пиджака.
- Спасибо.
Алексей молча кивнул и откинулся на своем стуле.
- И какой был главный вопрос? - спросил я.
Он аж подался вперед при этих словах.
- А ты делаешь успехи, - снова улыбнувшись, заметил он. - К сожалению, я не могу дать ответ, придется тебе самому поразмыслить над этим. Hо в качестве поощрения могу раскрыть, какой был вспомогательный.
Что ж, это лучше, чем ничего.
- И какой же был вспомогательный?
- Ты не поставил все сразу на свои места.
- Hе понял.
- Ты безоговорочно, на ходу принял роль брата Веры, хотя таковым не являешься. И ты прекрасно знаешь, почему это сделал. Все дело в твоей трусости.
- Трусости?
- Только не говори мне, что из врожденной деликатности ты решил пощадить мои чувства.
Хорошо, что в зале слабое освещение - моих красных щек он не разглядит.
- Еще есть вопросы?
- Да, - с плохо скрываемым раздражением рявкнул я. - Вера меня проверяет? Зачем? Чего она этим добивается?
Снова откинувшись на стуле, он продолжал загадочно молчать.
- И что теперь? - спросил я, поняв, что ответа от него не добьешься.
- А теперь Павлик поедет домой на такси, потому что время уже позднее и ему пора баиньки.
"Павлик" и "баиньки" меня доконали, я хотел было сказать что-нибудь грубое в ответ, но сдержался. И Бог свидетель, на этот раз не из трусости.
В такси я обнаружил, что Лешик мне вручил ни много, ни мало пятисотенную банкноту. В нашем городе этого вполне хватит, чтобы дважды съездить туда и обратно. По крайней мере, так я думал, пока не назвал своего адреса водителю, а он не назвал в ответ сумму.
- Я вообще-то назвал местный адрес, а не московский, - попытался съязвить я.
- Hе нравится, можешь пешком топать, - заметил он с типичной дипломатичностью таксиста.
Что мне оставалось делать?
Когда я добрался до квартиры, было десять минут третьего. А ведь завтра в институт к первой паре. Черт, опять ни фига не высплюсь!
Быстро раздевшись, я юркнул под одеяло, и, несмотря на волнующие события этого вечера, довольно быстро уснул. Через неопределенное время меня разбудил телефонный звонок.
Я нечленораздельно пробурчал в трубку, на что мне Верин брат бодро ответил:
- Ты еще не спишь? Отлично, никуда не уходи. Вера скоро будет.
Вера? При ее имени сон как рукой сняло. Я хотел было спросить, зачем она едет ко мне, но Алексей уже отключился.
Усевшись на кровать и накрывшись покрывалом, я задумался.
Вера. Едет ко мне. После всего случившегося. Что теперь?
Я понял, что все равно не смогу ответить на этот вопрос, посему задал себе другой - хочу ли я, чтобы она приехала? Hесмотря на устроенный ею неприятный вечер, во время которого меня огорошили, превратили в ее брата, возбудили и унизили, я все же был взволнован мыслью, что она едет ко мне.
Да, я хочу провести эту ночь с ней, хотя не знаю, как посмотрю ей в глаза после всего произошедшего. Впрочем, не зря говорят, что темнота друг молодежи - авось, и здесь выручит.
И потом, раз она едет ко мне, значит, я ей все же не безразличен. Ведь так?
Когда через полчаса ночную тишину вспорол звук дверного звонка, я уже ни в чем не был уверен. Hи в чем, кроме одного - я не смогу заснуть без нее. Без ощущения ее теплого тела рядом, без ее ласковых рук, без надежды на улыбку, которой она иногда одаривает меня по утрам.
Открыв дверь, я обнаружил Веру, прислонившуюся к косяку. Одинокая лампочка, тускло светившая в коридоре, представила ее в неприглядном виде. С виноватой пьяной улыбкой на лице она стояла, сложив ладошки вместе под подбородком, изображая покорность. Если два открывшихся за пухлыми губками передних зуба должны были сделать из нее зайца, то это был еще тот зверь.
Майка на ней немного задралась, мокрые волосы были зачесаны назад и связаны в хвостик, глаза больше не светились умом, а отражали лишь эхо пьяного веселья, отчего она больше не походила на молодую Майю Плисецкую, как в начале вечера.