— Это на свадьбу! Пусть Софка устраивает как хочет. Ничего не жалеть!
Из кошелька продолжали сыпаться золотые монеты: старые и новые дукаты, заплесневевшие от долгого лежания в сыром месте. Когда на столе образовалась целая груда золота, эфенди Мита закричал голосом вернувшегося к жизни человека:
— Магда!
Магда, по-видимому давно ожидавшая его зова, тут же появилась в дверях.
— Магда, — возбужденно заговорил Мита. — Магда, Магдица! (Он впервые так назвал ее, и у нее от радости подкосились ноги.) Наша Софка нас покидает! Слава богу, дождались-таки. А теперь, Магда, отворяй ворота настежь, зажигай оба фонаря и тащи мне ружье. Всем надо объявить! Чтоб все видели, все знали!
Мита поднялся.
— Чтоб все знали! — повторял он, направляясь к окну в одних чулках и неся деньги, завязанные матерью в полотенце. Он бросил узел на стоявшую в углу тахту. Раздался глухой, мягкий звон золота. Не в силах дождаться, когда Магда принесет ружье, он высунулся из окна и, опершись о раму, стал смотреть на город, расстилавшийся перед ним в ночном полумраке по склонам гор, на целое море крыш с торчащими из него трубами и высокими деревьями. Он смотрел на город и думал о его жителях, втайне мечтавших увидеть его униженным и заранее торжествовавших при мысли, что он превратился если и не в нищего, то, во всяком случае, в человека, достойного жалости. А вот подите же, он снова стал прежним, всеми уважаемым эфенди Митой…
Он взял у Магды ружье и, дрожа от радости, начал с остервенением стрелять.
К удивлению собравшихся, ружейная пальба скоро смешалась с игрой музыкантов, подходивших к дому. Это было делом рук Магды. Давно обо всем догадавшись, она послала слугу и велела привести музыкантов, как только грянут выстрелы.
Дом горел огнями. Пламя фонарей, зажженных у ворот, дрожало и сверкало; кухня, погреб и почти все комнаты были тоже освещены. По околотку прошло волнение, стали подходить соседи. Сперва никому не верилось. Но когда зазвучала музыка и зажглись яркие огни, какие бывают только на свадьбах или сватовстве, люди, не переставая удивляться, наконец убедились, что с Софкой дело уладилось…
XII
На рассвете, когда все прилегли отдохнуть, Марко, теперь уже свекор, которому тоже постелили постель, незаметно встал, сошел вниз и тихонько попросил Магду привести коня. Одна Софка увидела это и выбежала за ним.
— Отец, куда вы?
Марко обрадовался вниманию Софки, но в то же время испугался, как бы наверху не проснулись.
— Тихо, дочка! Отец сейчас вернется. Надо дома распорядиться.
Это было просто необходимо. Не мог же он вести свата в дом, зная, что там никто не предупрежден и ничего не приготовлено. Поэтому он всю ночь, за вином и угощением, крепко держал себя в руках, помня о том, что на заре ему надо будет ехать домой и все там приготовить, чтобы потом привести свата к себе и продолжить веселье.
Оказавшись в седле и выехав за ворота, Марко задрожал от радости и счастья: он не обманулся, его подозрения, что такая красавица, как Софка, никогда не согласится пойти за его сына, войти в его крестьянскую семью и стать его снохой, не подтвердились. Все еще не смея верить такому счастью, он не мог спокойно сидеть в седле. Конь, удивленный необычным беспокойством седока и недовольный туго натянутым поводом и тем, что колени хозяина больно сжимали его бока, вздыбливаясь, поворачивал к нему голову, словно желая поглядеть на хозяина и спросить, что с ним такое. Но Марко положил руку на голову коня и, поглаживая его гриву между ушами, почти смущенно стал успокаивать его и бормотать:
— Молчи, рыжий!
Он натянул повод. Конь побежал, грызя удила, взмахивая головой и стараясь не слишком выбрасывать задние ноги, чтобы резкими движениями крупа не трясти напрасно хозяина. Птицей понесся он вдоль квартала к их улице. Предутренняя синева и свежий, сыроватый воздух били в лицо. Заря только-только занималась. Из всех дворов раздавалось петушиное пение. В некоторых домах и конюшнях зажглись свечи. В небе неясно вырисовывались очертания хребтов.
Марко стремительно влетел в ворота, которые каждый раз, когда он бывал в городе или уезжал куда-нибудь ночью, оставались открытыми.
Арса первый увидел его и в страхе побежал на кухню будить хозяйку.
— Хозяйка, хозяин!
Тем временем Марко был уже у порога. Его жена Стана вышла и придержала коня, чтобы он слез. Однако он, не сходя с седла, протянул ей руку.