Софку это ничуть не удивляло. Она знала, что и сегодня все будет так, как всегда бывало на свадьбах и пирушках. Женщины будут вести себя так, словно пируют не со своими мужьями, а с совершенно незнакомыми людьми, которых им предстоит очаровать. Они будут готовы на самые невероятные вещи, и, по мере того как все больше будет разгораться веселье, напитки крепчать, а мужчины хмелеть, женщины будут все сильнее распаляться страстью к своим мужьям (позабыв, что уже народили им кучу детей), будто впервые увидели их, познакомились и влюбились. И каждая будет стараться как можно жарче и безогляднее выразить свою беспредельную любовь к мужу, чтобы тем самым как бы поднять его вес и цену в глазах других.
Вот они уже пошли суетиться у очага, отделяя часть из общего котла и заправляя блюдо по вкусу своего мужа. Кое-кто притащил даже из дому масло и муку, которую муж любит больше всего, кое-кто свое вино, опасаясь, что от здешнего, более крепкого, муж натворит черт знает что, тогда как от своего, привычного, с ним ничего не будет. И так каждая. Только бы ей было хорошо и весело! А на Софку ни одна даже не посмотрит — не то что поблагодарить за пиршество и веселье, причиной которых была ее свадьба. И лишь на заре, когда, по обычаю, начнут собираться гости и Софку надо будет одевать к венцу, они вдруг вспомнят о ней. Окружив ее тесным кольцом и словно бы раскаиваясь, что, самозабвенно и эгоистично предавшись веселью, позабыли о ней, они станут, причесывая и обряжая ее, лить слезы и горестно причитать.
Но Софка их не винила. Она понимала, что только на свадьбах и славах они могут уйти от забот, детей и насладиться жизнью. Тем более, что и перед свадьбой бывало много всяких хлопот и приготовлений, и поэтому, когда праздник наконец наступал, женщины, позабыв обо всем на свете, набрасывались на еду, питье и удовольствия. Причина этого, во-первых, заключалась в том, что только тогда им это и было доступно, а во-вторых, свадьба доставляла им особую радость, всегда вызывая воспоминание о собственном венчании. Одни бесновались от радости, что мечты их осуществились — вышли за любимого и желанного, и от сожаления, что тогда были глупы, стыдливы и сдержанны; другие — от горя и тоски по несбывшимся надеждам, по любви, которой им так и не удалось узнать.
Поэтому Софка с улыбкой смотрела на их разгоряченные от вина и возбуждения лица, на их разметавшиеся волосы, небрежными прядями падавшие на шею; на их антерии и кушаки, ослабевшие и съехавшие на сторону: она видела, что они едва собой владеют. Чем гуще ночная темень, тем сильнее становилось их волнение. Нет сил дождаться полной темноты (хотя уже порядочно стемнело), когда должно начаться пиршество. Давно уже зажгли свечи в комнатах и фонари перед домом и во дворе, давно уже разносятся крепкие ароматы с кухни, пыль во дворе стоит столбом от беготни, но празднество все не начинается. Нет музыкантов, а без них какое же веселье? И правда, почему это музыканты не идут? Ведь так никакого терпения не хватит — наешься, напьешься, не дождавшись их прихода, и все пропало, уж не будет той радости, даром пропадет долгое томление и ожидание… Поэтому, когда наконец снизу послышались звуки музыки, весь дом пришел в движение, все бросились к воротам с возгласом:
— Музыканты! Музыканты!
Действительно, это были они. Слышен был даже звон бубенцов на руках и ногах у танцовщиц и крики детворы, скакавшей впереди музыкантов. С приближением музыкантов во дворе поднимался все больший гам.
— Эй, старая, старая!
Это относилось к матери, которая, и без того взволнованная, тут, казалось, прямо рехнулась от счастья. Дождалась, что и ей, как каждой матери на свадьбе дочери, пришла пора вести коло.
Наконец музыканты вошли во двор. Поклонившись Тодоре, они стали у ворот, сбившись в кучу. Танцовщицы сняли бубенцы и скромно отошли в сторону. Стряпуха быстро подошла к Тодоре и, низко кланяясь, сказала:
— Дай бог счастья, старая!
Она подала Тодоре сито, полное сахару, орехов и других сластей, которые та, танцуя, должна будет свободной рукой разбрасывать по двору и комнатам, чтобы жизнь ее дитяти была такой же обильной, сладкой и богатой.
Музыканты заиграли. Тодора вышла в круг… Но то ли от радости, то ли от смущения, что все на нее смотрят, смешалась и стала делать ошибки. Однако другие тут же с веселым смехом подстроились к ней. Она быстро оправилась от волнения и увлеченно повела хоровод, свободной рукой разбрасывая из сита сахар и орешки по двору и дому.