XX
Софка боялась, что, когда она окажется перед домом жениха, ей будет страшно и тяжело. Но никакого страха она не почувствовала. Даже самые ворота, массивные как в крепости, не показались ей необычными. Стоили они, наверно, дороже, чем сам дом, видневшийся в глубине длинного двора.
Точно так же, вопреки ожиданиям, она не ощутила ничего неприятного, увидев у ворот свекровь. Софка поцеловала ей руку, и на своей щеке почувствовала прикосновение ее холодных дрожащих губ, окаймленных седыми волосками. Софка была даже польщена, что свекровь, одетая во все новое, городское, — видно, ее силой заставили так одеться, потому что платье было помято и сидело на ней нескладно, — при виде ее красоты и наряда так испугалась, что не могла произнести ни слова. Чтобы ее подбодрить, Софка еще раз поцеловала ей руку, и та, захлебываясь от счастья и благодарности, пробормотала:
— Спасибо вам! — И, совсем позабывшись, стала по-крестьянски вытирать рукавом слезы.
По этому «вы» вместо «ты, дочка» Софка поняла, насколько та боялась ее, насколько была уверена, что, когда придет Софка и увидит, какая она мужичка, худосочная, невзрачная, она проклянет судьбу, пославшую ей такую свекровь. А получилось совсем наоборот. Софка на глазах у всех дважды поцеловала ей руку, да так сердечно и тепло, что свекровь сначала онемела от неожиданности, а потом почувствовала себя свободнее и стала бормотать слова благодарности:
— Спасибо, детка, спасибо, доченька!..
Взяв Софку за руку, она прильнула к ней — и не как свекровь, а как старшая сестра, — не в силах с ней расстаться и на минуту.
Сваты, заметив это, обрадованно загалдели:
— Ай да свекровь, ай да свекровь, и отпускать сноху не хочет!
Марко, и сам растроганный, желая подразнить и напугать жену, сделал вид, что хочет отогнать ее от Софки.
— Ну, что тебе тут надо? Иди туда…
— Оставь, Марко! — поняв, что он шутит, вскрикнула она и еще теснее прижалась к Софке, чтобы показать, что хоть она и слабенькая и худенькая, но все равно может защитить сноху от натиска сватов, столпившихся в воротах и уже начавших напирать — ведь никто не смел войти во двор прежде Софки.
А перед Софкой стояло корыто с водой, которое, согласно обычаю, она не могла перешагнуть, пока свекор не бросит туда денег и не скажет, какая доля имущества, какое поле и какая лавка отойдет снохе, какая часть арендной платы пойдет на ее личные расходы. Толпа, горя нетерпением скорее войти во двор, стала орать:
— Свекор, а свекор, что даешь снохе?
— Все, все… — начал он.
— Не все, а что именно и сколько?
— Да все!
— Ужель и постоялые дворы? — испытующе закричали люди.
— И постоялые дворы, и все! — И, обернувшись к жене, приказал: — Да ну, иди же!
— Куда?
— Иди и принеси «то самое».
И Марко головой показал на дом, на боковушку, где в сундуке были заперты кушаки с деньгами. Свекровь оставила Софку и побежала. Но ее уже опередил Арса. Отлично зная, что хозяйка замешкается и провозится с замком, он на ходу взял у нее ключ. И не успела она дойти до кухни, как он уже нес оттуда почерневший кушак, сложенный вдвое. Свекровь подала его Марко. Тот, желая скорее покончить с этим делом, разорвал кожу зубами и, чтобы все могли видеть, поднял кушак над головой и, нагнувшись над корытом, стал высыпать деньги. Старинные меджедии, венецианские золотые, турецкое серебро и заржавелые и позеленевшие дукаты с глухим звоном посыпались в корыто, рассекая воду.
— На, на! Все! — Марко сыпал золото и покряхтывал от счастья и радости, слыша возгласы изумления и восторга, раздавшиеся в толпе при виде такого богатства, горевшего и переливавшегося в солнечных лучах живым огнем.
Продолжая покряхтывать от удовольствия, не в силах оторвать глаз от Софки и все время подбадривая ее: «Не бойся, Софка! Не бойся, дочка!» — Марко протянул ей руку, чтобы помочь перешагнуть через корыто, а потом повел дальше. Впереди шел Арса, подняв высоко на руках корыто. В нем продолжал ярко сверкать золотой сноп лучей от колыхавшихся в воде денег, а на поверхности плавал съежившийся черный кушак.
Марко шел немного впереди Софки, как бы желая заслонить собой дом; он чувствовал, что дом и в особенности единственная побеленная боковушка произведут на Софку тяжелое впечатление. Шел он так, чтобы, если Софка оступится, было ловчее поддержать ее. Софка видела, что по мере приближения к дому он волновался все больше. Словно не мог поверить тому, что происходит, что он ведет ее, Софку, к себе, в свой дом. Пожирая ее глазами и поминутно извиняясь, Марко твердил: