– Как вам, вероятно, известно, в моей профессии существует строгий этический кодекс. Без согласия клиента я не имею права оглашать или использовать любую информацию, которую могу получить во время терапевтических сеансов. Ну и без ордера, естественно.
– Конечно же, мне об этом известно. Но мы ведь даже не знаем, будет ли это дело решено с помощью терапевтических сессий. Вы согласны?
Оррин достал из дорогой кожаной папки контракт – несколько скрепленных зажимом листов.
– Мы экологичная компания, и все наши контракты подписываются в электронном виде. Вы получите свою копию сегодня. Это будет первый контракт, он оговаривает медицинские услуги, которые вы будете оказывать мистеру Флейшеру. Боюсь, звучит грубовато, но такое определение – его выбор.
Оррин передал мне контракт, и я очень внимательно перечитал каждую страницу.
Согласно договору, я должен был оказывать мистеру Флейшеру медицинские услуги неконкретного характера в течение оговоренного срока, то есть шести дней. Мистер Джошуа Флейшер, в свою очередь, брал на себя обязательство выплатить мне аванс, который исчислялся пятизначным числом. Эта сумма была гораздо больше моих обычных гонораров, о чем я и сказал адвокату.
Он только пожал плечами:
– Сумма вознаграждения – решение мистера Флейшера, так что этот пункт договора я не комментирую. Если вы согласны с тем, что ваши услуги стоят таких денег, тем лучше для вас. А теперь – соглашение о неразглашении конфиденциальной информации.
Оррин передал мне второй контракт, который был куда подробнее первого. Он был составлен таким образом, чтобы исключить утечку любой, самой незначительной информации, которую я получу за время оказания медицинских услуг, оговоренных в первом контракте.
И тем не менее, согласно одному из пунктов, я мог использовать отдельные сведения в своих будущих научных публикациях, но только при условии, что сочту эту информацию крайне важной с научной точки зрения, а также изменю имена всех, кого касается эта информация, и никогда не придам их огласке.
Мне показалось, что это разумно и соответствует моей профессиональной этике, так что я без колебаний дал свое согласие.
Оррин убрал контракт в папку.
– Что ж, это хорошая новость для мистера Флейшера, – сказал он. – Осталось еще несколько моментов, которые нам надо урегулировать. Счет в банке, на который вы предпочли бы получить гонорар. Я этим займусь. И электронный адрес, на который мы могли бы переслать вам контракты на подпись.
Я передал Оррину свою визитку и банковские реквизиты, после чего подумал, что наша встреча подошла к концу, но адвокат продолжал сидеть в кресле, так что и мне приходилось оставаться на месте. Оррин погладил пальцами папку с контрактами и глубоко задумался, глядя куда-то в пустоту. На правом запястье у него был медный браслет, такие носят, чтобы облегчить ревматические боли.
– Как я уже говорил, – наконец произнес он, – я имею удовольствие быть знакомым с мистером Флейшером около десяти лет. И все это время не перестаю удивляться его колоссальной способности творить добро. Встречались люди, которые пользовались его добротой, а потом причиняли ему боль. Но, насколько я могу судить, мистер Флейшер никогда ни на секунду не пожалел о выбранном пути. И сейчас я счастлив, что способен оказать ему услугу, которая, принимая во внимание состояние его здоровья, может быть последней.
Я не стал комментировать этот пассаж, и Оррин продолжил:
– Я в курсе, что вас ценят в научных кругах. Вы вправе наслаждаться уважением своих коллег, но не стану скрывать: пару недель назад, когда мистер Флейшер посвятил меня в свои планы, я по своей инициативе провел небольшое расследование.
Всегда неприятно сознавать, что кто-то сует нос в твои дела, но мне было нечего скрывать, о чем я и сказал Оррину.
Он кивнул и продолжил:
– И я обнаружил нечто, что… заставило меня задуматься. Тем более что эта информация освещалась в прессе, скажем так, крайне скупо.
Я сразу понял, к чему он клонит, но не стал перебивать.
– Три года назад, если быть точным, летом, одна ваша клиентка, мисс Джули Митчелл, покончила жизнь самоубийством в своей квартире в Бруклине.
– Это случилось вечером двадцать третьего июня, – пояснил я. – Пятью годами ранее у мисс Митчелл диагностировали биполярное расстройство, и она трижды предпринимала попытки покончить с собой еще до того, как мы начали проводить сеансы терапии.