Толстяк перестал смеяться. Он повернулся и кивнул бармену — дородному детине лет пятидесяти в узком сером свитере. Нил исчез в зале.
Первым ударил парень в голубой бейсболке, стоявший справа от меня. Мне пришлось подставить себя под удар, чтобы сперва разобраться с верзилой с кольцом в носу, слева. Я пихнул Кольцо-в-Носу локтем в кадык, позволив Голубой Бейсболке два раза вмазать мне в челюсть. Потом подошел к третьему парню и разбил ему лицо лбом. Схватив его за уши, я врезал ему еще раз. Раздался треск, я почувствовал, как размягчились хрящи, и мне в лоб брызнул фонтан крови. Я оттолкнул парня и отошел на шаг назад. Кольцо-в-Носу держался за горло, хватая ртом воздух. Рядом стояло еще трое, но вперед выступил Толстяк. Он ткнул меня разок в живот, я согнулся пополам и, задыхаясь, упал на колени. Почувствовал, как подкатывает к горлу виски, и не успел Толстяк двинуть мне в лицо, как напиток рекой хлынул у меня изо рта на пол. За виски последовали пиво, еще какая-то дрянь — и так до тех пор, пока наконец не пошла зелено-желтая желчь.
— Ага, паршивый хрен, понял, что к чему?
— Тащите его на парковку, там добьем, — предложил Голубая Бейсболка.
— Оставьте его, хватит играть в живодерню, — прохрипел кто-то. Я взглянул на говорившего и увидел жилистого темноволосого мужчину с маленькими усиками, в черном костюме, голубой рубашке с белым воротничком и красным галстуком, на котором красовалась булавка с драгоценными камнями.
— Эдвард Лоу, ты ужасный человек. Не говори мне, что во всем виноват пакет с гнилыми орешками. Я предупредил Нила, чтобы здесь не держали продукцию, у которой закончился срок хранения, — сказал Джордж Халлиган.
Нил появился из бара, как только прозвучало его имя. Толстяк наклонился к Джорджу и прошептал ему что-то на ухо. Тот пожал плечами, дал шепотом какие-то указания и махнул рукой в сторону парней. Затем Джордж вытащил из кармана карточку и написал что-то на обороте. Я поднялся на ноги, размазывая по лицу желчь. Толстяк подошел ко мне.
— Ну, увидимся, Эд, да? — сказал он, облизывая языком толстую нижнюю губу. На лице у него застыло хитрое и сияющее выражение. Толстяк взял у Джорджа карточку и заковылял к парковке в сопровождении своей компании.
— Ты никогда не должен вмешиваться в мою работу, — сказал Джордж, засовывая ручку в нагрудный карман. — Хотя проблема — в Толстяке. Он живет исключительно в настоящем времени, понимаешь, о чем я? Он забудет, что ты ему сказал, как только выйдет за дверь. Его так и не научили читать, потому что у него нет памяти. Но каждый хочет казаться хоть чуточку выше, чем есть на самом деле, ведь так, Эд? Нил, мне «Реми» со льдом, а этому мистеру кружку пива, ему нужно прийти в себя. И пришли сюда кого-нибудь убрать это безобразие.
Джордж прошелся рукой по лацканам моей куртки, потом посмотрел, что за фирма.
— Хорошая одежда. Что это? «Босс»? А, очень надежная, немецкая, не то что их машины. Если ты не можешь позволить себе личного портного, «Босс» — то, что надо. Хотя с галстуком было бы лучше, Эд. Мне не нравятся все эти рубашки с открытым воротом. Теперь галстуки снова стали приличной ширины, поэтому можно их носить не стесняясь.
Джордж Халлиган провел меня к маленькому столику за дверью. Я сел и оперся о стену, но тут же выпрямился. У меня кружилась голова.
— Боишься, что рассыплешься? — спросил Джордж. — Это самое плохое, да? А-а, все будет в порядке. Теперь, во-первых, прими соболезнования по поводу твоей матушки. И вот что — не делай из себя посмешища здесь, бар «Хеннесси» — не твой стиль, Эд. Оставь его Толстяку и его хулиганам. Счастье, что я проходил мимо, иначе бы они уделали тебя к чертовой матери.
Нил принес мне кружку «Гиннесса», а Джорджу стакан бренди со льдом. От коньячного запаха меня затошнило. Пот потек по лбу, защипало глаза. Я поднес холодное пиво к губам и отхлебнул добрую треть.
— Убить или вылечить, Эд, это единственно правильный путь. Итак, Толстяк сказал мне, что пришел защитник Томми Оуэнса. Я понимаю, я и сам пытался помочь этому Томми. Но ты знаешь не хуже меня, что Томми не врет, только когда спит. И что весьма сложно поймать Томми на вранье, так как он и сам не до конца верит себе, когда говорит правду.
— Про пистолет он не врал. «Глок-17», я сам видел.
— Но как он его достал? Толстяк говорит, что ничего не знает о пистолете.
— А Толстяк всегда говорит только правду? Могу себе представить.
Джордж Халлиган поморщился, как от боли.
— Возможно, здесь ты попал в точку. Печально, но я не пасу своего брата. Хотя мне он старается не врать. По крайней мере, специально. В любом случае, и последний человек в мире, которого Толстяк стал бы использовать, — Томми Оуэнс.
— Поэтому, как мы предположили, Толстяк и вызывал Томми. Найдется тело, копы получат нужную информацию — и смотри-ка! — пистолет, из которого стреляли, обнаружится у Томми.
Я отхлебнул еще немного пива. Джордж наклонился ко мне и сказал тихо:
— Для Толстяка это было бы слишком умно придумано. И не забывай, я втянул в эту историю Томми. Пожалел засранца из-за дочери. Несмотря на то, что его пособие по инвалидности урезали — он ведь уже больше не инвалид — просто еще один лентяй, который не хочет зарабатывать на жизнь. Можно сказать, что Томми находится под моим контролем.
— Ты до сих пор чувствуешь себя виноватым, что сделал его тогда инвалидом?
Джордж вздохнул. Беззаботное выражение исчезло с его лица, он казался теперь уставшим и раздраженным.
— Послушай, — сказал он, тыкая пальцем мне в грудь, — если бы я его тогда не искалечил, сейчас бы он лежал в земле.
— С чего бы это? За то, что украл у тебя велик? Тогда это было великое преступление?
— Он украл не мой велик, а велик Лео. Лео в то время увлекался ножами. Помнишь, через пару недель он заколол сына Дорана? Он искал Томми, и вырезал бы у него сердце, если бы нашел. Поэтому я добрался до Томми первым. Мне нужно было быть жестоким, иначе Лео бы рассердился. Откуда мне было знать, что кости не срастутся опять как нужно?
Джордж выглядел очень расстроенным. Я и не думал, что он так близко принимает все это к сердцу.
— Значит, ты действительно чувствуешь себя виноватым.
— Мне всегда нравился Томми. К тому же он никогда не держал на меня зла за поврежденную лодыжку. И я это очень ценю. Поэтому, когда мне удается, я пытаюсь присматривать за ним, понимаешь?
Джордж допил бренди, поднял брови, как будто пытался робко улыбнуться, и разгладил усы. По сравнению со своими братьями Джордж больше всех напоминал человеческое существо, но это было всего лишь подражание, не более того. Я посмотрел на его рубашку: бледно-голубая с белым воротничком и манжетами на запонках. Только два типа мужчин носили такие рубашки: генеральные директоры и гангстеры. Трудно сказать, кого я недолюбливал больше. В этом у меня с Томми было что-то общее.
— Как дела у Питера Доусона? — спросил я.
Джордж прищурился. Пауза затянулась слишком долго, потом он переспросил:
— У кого?
— У Питера Доусона. Ну, знаешь, «Доусон Констракшн»?
Джордж кивнул.
— Конечно. Но на самом деле я не имею дел с…
— Ты занимаешься обеспечением безопасности площадок Доусонов, не так ли?
— Компания, в которой у меня есть свой интерес, называется «Иммьюникейт». Но я не сижу там постоянно.
Может, и нет. Но его утверждение о том, что он не знает имени Питера Доусона, все усложняло.
Джордж внимательно на меня посмотрел, наклонился, поставил локти на стол и соединил пальцы рук, как будто ждал продолжения разговора.
— Ладно, — сказал я. — Увидимся как-нибудь.
— С удовольствием, — сказал Джордж, поднимаясь. — Я угощаю обедом в следующий раз. Будем смотреть в будущее, Эд.
Я повернулся к нему спиной, пошел к двери и только тут заметил, что в комнате сидели другие люди: парочка старикашек в кепи у барной стойки и еще одна компания, уютно устроившаяся слева от выхода. Я поднял руку и скорчил рожу, уверенный в том, что внес свой вклад в их развлекательную программу на сегодняшний день. Двое парней в спортивных костюмах загоготали. Но больше никто даже не улыбнулся. Несколько лиц показались мне знакомыми, но я настолько привык к этому ощущению за последние несколько дней, что перестал обращать внимание. Когда я вышел, Джордж Халлиган подошел с ними поздороваться. Послышалось глухое преданное бормотание, словно вассалы приветствовали своего феодала.