– И, как сеется семя.
– Так ее фантазии…
– Так ее фантазии…
– Да закружат сей разум, оцепеняя его до беспомощности сообразно моей воле!
Я в точности повторяю все ее слова.
– Во имя великого бога Пана да предстанут мои тайные мысли в виде движения желанной мною плоти! Шемхамфораш! – громко и быстро произносит Вера. ПАМ! И наклонившись к полу, бьет по гонгу.
– Во имя великой Шлюхи вавилонской, и Лилит, и Гекаты да будет мое вожделение удовлетворено! Шемхамфораш!
Она накидывается на меня с такой силой, что все ее прежние ласки просто меркнут в свете новых ощущений. Дальше все напоминает лишь сон, во время которого происходящее видится мне каким-то кусками, вырванными из общей картины. Вот красное покрывало кровати, смятое нашими телами и мокрое от нашего пота. Вот безумный взгляд ее широко открытых глаз, мой язык внутри нее. Вот развязанные Верой веревки, мои освободившиеся руки и пальцы, ласкающие ее твердые соски, вот ее острые ногти, царапающие мою грудь. Картинка вращается, удаляется, пропадает, снова приближается. Теперь Вера уже подо мной, ее ноги на моих плечах, и мы двигаемся с такой силой, что скрипит кровать. Кто победит?
Во время этой борьбы в постели Вера требует несвойственной мне жесткости. Просит унижать ее, то и дело повторяя «Трахни меня, как суку!», «Сделай мне больно!» или «Порви меня!». Своими длинными острыми ногтями она прокладывает все новые борозды на моей спине, больно, но не до крови, впивалась зубами в мое тело. Уткнувшись в мою мокрую шею, она сдавленно кричит, умоляя, чтобы я вывернул ее наизнанку. Что мне еще остается делать?
Я стараюсь, как могу, но ей не нужны мои половинчатые старания. Видимо, не проснулся еще во мне тот зверь, которого хочет видеть Вера в эту ночь.
В конце концов, когда часы бьют четыре утра, я сдаюсь и в изнеможении падаю на кровать. Свечи уже давно выгорели, а я этого даже и не заметил. Вере, похоже, все мало, и она еще некоторое время терзает мою выдохшуюся плоть, но вскоре прекращает это бесполезное занятие.
«Курить, что ли, бросить? Иначе не видать мне настоящего секса», – мелькает в голове тревожная мысль.
– Итак, свершено! – раздается рядом Верин торжественный голос.
И я засыпаю.
Дзи-и-инь! – противно заверещал звонок. Я открыл один глаз. Дзи-и-инь!
Кого еще там принесло? Вера лежала под одеялом, в моих объятиях, и я не на шутку разволновался, что это пришли Толик с Денисом, решившие так не вовремя меня навестить. Главное, успеть к двери раньше Веры.
Осторожно отодвинув свою любимую, я не почувствовал ее веса. «Любимая» была легче перышка. Дзи-и-инь!
Сдернув одеяло с Веры, я обнаружил противную, губастую резиновую куклу, чьи руки и ноги торчали в разные стороны, а на пышных грудях красовались блиновидные ареолы сосков. Не считая призрачного запаха отгоревших свечей, в комнате было чисто. Никаких плакатов, надписей на стенах, свечей – все как прежде. Кукла – это единственный намек на вчерашнее безумие.
Я брезгливо отодвинул ее. Дзи-и-инь!
– Да иду, блин, иду! – крикнул я, поднимаясь с кровати, и почувствовал еще один намек, болезненно ноющий между ног.
– Вставай, вставай, вставай! – бубнил Толик из-за двери.
Я открыл дверь, а он, потеснив меня, прошел в прихожую и глянул в зал.
– Ну ты куда? – возмутился я такой наглости.
– Ты бы для начала трусы одел, Пашок, – поджав губы, заметил Толик. – Совсем тебя Верка затаскала – на учебу опаздываешь!
Быстро ретировавшись в комнату, я одел трико. Мда, торможу.
Но с ним-то что? Можно подумать, я в первый раз опаздываю на занятия. Тем более, Толик, насколько мне помнится, никогда не беспокоился по поводу учебы. Школа воспитала у него стойкое отвращение к любому виду академических знаний. Может, он решил исправиться и взять надо мной шефство?
– Чё там у вас вчера было? – спросил Толик, спускаясь по лестнице впереди меня.
– А ты откуда знаешь?
Пошатываясь, я семенил за ним. Чувствовал я себя неважно.
– Разведка, чё хочешь! А если серьезно, мы с Дёнькой вчера Верку видели. Едем к тебе, глядим, она по дороге прётся, прикинь да?
– И? – спросил я, пытаясь прикурить на ходу.
– Чё, «и»? Прётся, а в руках две здоровущие сумки со всякой лабудой тащит.
– Какой лабудой?
– Да всякой. Двухлитровая бутыль колы, ноги, кажись, от манекена, курица черная, какая-то ваза в пакете и огроменная куча свечей. Только не говори, что вы колу при свечах хлебали, извращенцы!
Перед глазами возник образ серебристого кубка с надписью.
– Похоже, хлебали.
– Гы! – недоверчиво ухмыльнулся Толик.
– А как вы это в сумках-то углядели? – спросил я.
– Дык, просто. Она чуть ко мне под колеса не попала. Уронила сумки от испугу, видать, а барахло-то все и вывалилось.
– Она вас видела?
– Это навряд ли. Было темно, а ее еще фарами слепило. Она просто стала свои манатки сгребать, даже к нам не повернулась.
– А твои номера? Ведь, наверняка, она их еще помнит.
– Ни фига, ей не до того было, она так озабоченно шмотье собирала. Дёня еще фафакнул разок. Я сначала в лоб хотел ему дать, а когда понял, что он прикалывается, простил, обрулил ее по-быстрому. Чё зря девку-то пугать?
Мы уже вышли из подъезда и подходили к Толиковой девятке. На переднем сиденье справа вольготно развалился Денис. Ноги он положил на приборную доску, руку с дымящейся сигаретой высунул в форточку. Быстро же он освоился.
Сегодня было тепло, светило солнце, поэтому он оделся в серые джинсы и свободную зеленую кофту с большими круглыми дырками по всей груди. Нет, дырки не от изношенности – кофта была новая. Просто модель такая. Увидев нас, Дёня оживился.
– Ноги! – грозно скомандовал Толик.
Тот поспешно принял сидячее положение. Ага! Значит, не так уж и освоился.
– Еще раз закуришь в салоне, бычок затушу прямо в глаз, – предупредил мой одноклассник и залез внутрь.
Деня быстро выбросил недокуренную сигарету, я последовал его примеру и влез на заднее сиденье.
– Про Веру рассказал? – обратился Денис к Толику.
– Ага, – ответил тот и повернул ключ в замке зажигания. Машина заурчала.
– И?
– Я те чё, секретарь? Возьми да сам у него спроси!
Денис повернулся ко мне.
– Вам как, все по порядку? – съязвил я.
– Давай! – хором ответили они, и машина рванула с места.
Упомянув Верину записку, я рассказал им о приключении на кладбище и вкратце, без интимных подробностей, о сатанинском ритуале. Но Дёне с Толиком и этого хватило. Они смотрели на меня завистливыми взглядами, хотя старательно делали вид, что ничего особенного в моей истории нет.
– Говоришь, так и орала «трахни меня, как суку»?! – вдруг спросил Толик. – А ты чё, ничё не сделал?
– Да сделал, но…
– Не-е-е, тут я бы ей всадил по самые помидоры, – мечтательно заявил он, следя за дорогой. – Такой случай! А ты лопухнулся.
Я хотел было опять возразить, но Денис опередил меня:
– Не всадил бы.
– Чего? – Толик угрожающе посмотрел в его сторону.
– Не всадил бы, говорю. Уверен, что тебе она такое не устраивала.
– Не устраивала, – нехотя подтвердил Толик. Наверное, он посчитал это камнем в свой огород. – Зато другое устраивала.
– Правильно! – сказал Денис. – Другое. То-то и оно. У Паши одного недостает, у тебя другого. Все мы с дефектами, по ее мнению. И играет она соответственно.
– Чё у меня еще там недостает? Все у меня на месте.
– Да на месте, на месте. Дело не в этом. Я просто пытаюсь найти логику в ее поступках. Почему с Пашей она ведет себя именно так, а с нами вела себя совсем иначе.
– Какую на фиг логику? – раздраженно буркнул Толик и прибавил газу.
Мне наоборот стало интересно. Я даже наклонился вперед, ожидая услышать чуть ли не откровение.
– Не знаю пока. Есть некоторые идеи, но… всему свое время.
Чтобы немного прояснить ситуацию, я спросил: