– За понимание! – тост десять минут спустя. Опрокинули по полной рюмке. По животу растеклось ощущение жидкого огня.
С восьмого класса Алексей занимался различными единоборствами. «Начинал я, Пашка, с простых, но жестоких – карате киокёсенкай, дзюдо боевое. Но это так, баловство, серьезно говорю, больше себя калечишь. Позже занялся рукопашкой, а затем с головой ушел в джиу-джитсу». Школой для него были именно тренировки, а не скучные уроки за партой. На поступлении в ВУЗ настоял его отец. «Поэтому ничего и не вышло! Не мое это было, не мое!». В спортзал в отличие от университета он наведывался каждый день и даже на выходных.
Когда Лешика выперли с международных отношений, им всерьез заинтересовались в Военкомате. «Весной девяносто шестого мне пришла повестка. Я чуть с ума не сошел». Парень, тогда уже плечистый и высокий, в свободное время помогал инструктору вести тренировки. Неоднократный призер контактных боев был прямым кандидатом на отправку в Чечню. «Ты бы знал, как родители переполошились! А что толку?» Тренер подсуетился, и появилась реальная возможность служить в президентских войсках. Но по-настоящему помогли друзья. За два месяца они собрали необходимую сумму в полторы тысячи долларов и купили ему белый билет. Спустя год Алексей, проработав вышибалой в «Kook», вернул долг. «Работа без особого умственного напряжения, но мне нравится. По крайней мере, я занимаюсь тем, что действительно умею и люблю». Еще два года общения с клубными товарищами и он купил себе машину, а затем двухкомнатную квартиру.
Не знаю, потянуло ли Лешика на откровенность нежелание говорить о Вере или что-то еще, но слушать его было интересно. Треская огурцы и попивая самогон, я глядел на него – уверенного, взрослого и обеспеченного мужика, которому была бы рада любая женщина – и думал, как сильно проигрываю на его фоне. В моей тесной небогатой квартире, в моей пресной жизни таким, как он, не было и не могло быть места. Однако в веселом настроении, да еще под самогоном, эти мысли не очень-то трогали меня. Все-таки насколько лучше напиваться за компанию!
– Ну что? Готов? – спросил в очередной раз Лешик. – Поехали!
Двадцать минут спустя в голове крутится одна назойливая мысль. В жизнеописании Лешика не было ни слова о Вере! Даже если он и не хочет о ней говорить, то все равно как-то странно. Ведь они брат и сестра.
«Да она ж дородная…тьфу! Двоюродная сестра мне, Вера, – пояснил Лешик, тряхнув головой, – кроме того, ты же знаешь, как она не любит о себе рассказывать». Я-то знаю, но все-таки… Лешик бормочет что-то невнятное (тост?), опять встряхивает головой, словно спохватившись, и наполняет рюмки самогоном. Залпом выпиваем их содержимое. Це-два-аш-пять-о-аш вливается в организм, и по телу растекается сладкая нега. Процессы в коре головного мозга затормаживаются, и чувства притупляются. На меня нападает зевота и усталость, но в то же время просыпается небывалая любовь ко всему миру, которая, впрочем, довольно быстро сменяется флегматичным отупением. Тяжело вздыхая, я достаю сигареты, предлагаю Лешику. Курим. На кухне жалобно мяукает мой подарок. Продолжаем курить.
Двенадцать минут первого. Забулькал звук в телевизоре. Силясь, пытаюсь вспомнить, когда и зачем мы его включили. Кажется, Лешик выходил в прихожую кому-то позвонить, а я пытался навести порядок на столе. Нужно было убрать опустошенные тарелки с салатами, но закружилась голова, и я уселся прямо на пол. Добравшись до телевизора, я включил его и уперся лбом в сундук, на котором тот восседал. Провал.
Сейчас я сидел на кровати и смотрел в сторону источника булькающего звука, но видел лишь стены. Или потолок? Лешик вещал где-то неподалеку.
«Подожди». Встаю. Качаясь, делаю шаг и врезаюсь коленом в ножку стола. Вроде, не много выпили, а меня как будто обезболивающим обкололи. Ничего не чувствую.
Замутненный взгляд немного проясняется. Лешик с дымящейся сигаретой в зубах, облокотившись на стол, испытующе смотрит в мою сторону.
«Н-ну?» – спрашиваю я. В голове, вроде, ясно, только заплетается язык. Руки и ноги совершенно меня не слушаются. Я стою, покачиваясь, рядом с кроватью и столом. Ну и куда ты собрался? Сажусь.
Еще полчаса спустя. Алексей произнес тост. За храбрость.
Я честно признался, что экстремальные виды спорта не для меня. Лешик путем обрывочных фраз и возгласов поделился со мной своими первыми переживаниями о соревнованиях, историями травм и поражений. Жаль, что мне никогда не придется драться. То есть, получать по морде, скорее всего, придется, но чтобы так, как он – это вряд ли. Не такой я человек, наверное.
Попытка показать мне несколько смертоносных приемов закончилась плачевно – мы перевернули стол и все, что на нем было. Хорошо хоть плотно закупоренная бутыль самогона не пострадала. Ползая по полу, мы пытались сгрести салаты, но только сильнее размазали их по ковру, смеялись как ненормальные.
Четыре минуты третьего или три минуты четвертого? Маятниковые часы плывут перед глазами. Шторм в нашей гавани нехилый. В центре «каюты» Лешик – на потолке блики света от стоваттной свечи – в углу сундук с необъятным «Горизонтом». Как истинный моряк, с заносом в обе стороны, я еле добрел до ванны и умылся.
«Пашка, крепись! Осталось совсем чуток» – обещал Лешик, наливая еще по одной. На этот раз пили без закуси. В отличие от моего гостя я совершенно окосел. Долго не мог понять, где потерял носок. А! Вспомнил. В салате перепачкал, да в ванну кинул.
– И, это… Верунчик-то когда подойдет? – вдруг осмелев спросил я, вылавливая пальцами малосольный огурец из банки. – Не знаешь?.. случаем.
Лешик уставился на меня в недоумении.
Пятнадцать минут полудрема, сквозь который изредка прорывался звук телевизора. Кажется, там пел Розенбаум. Или Круг? Мерно тикали часы, мой новогодний подарок, Луцик, немного освоился и сейчас умывался, сидя у батареи. Алексей, увидев, что я открыл глаза, тут же потянулся за бутылью. «С простых, Пашка, надо начинать!..» – успел сказать он совершенно трезвым голосом, прежде чем уснуть, уткнувшись лбом в стол. На улице уже светало. Я прикрыл глаза и тоже провалился в сон.
– Хватит дрыхнуть, – гаркнул Лешик, тряся меня за плечо.
– Трахнуть? Кого?– промямлил я, послушно принимая рюмку, которую протягивал мне гость.
– Надо еще за терпение... Да. Пьем за терпение!
– Паша! Паша! – громкий голос обрывает мой сон.
– А? – так неохота раскрывать слипшиеся веки. Гудит в голове.
– Паша, просыпайся уже!
– Что? Достал уже! Поспать дай.
Лешик опять навис надо мной и орал мне прямо в ухо. Ну что за человек? Никакого сострадания! Я отвернулся.
– Ты спишь или притворяешься?– он толкнул меня кулаком в спину.
Вот мудак!
– Нучётенадо? Отвали.
– Рано спать. Давай еще опрокинем.
– Не… – я замахал руками, и от тряски к горлу подступила тошнота. – Эту? Эту я пропущу.
Кажется, я и так перебрал. Хорошо хоть никто этого не видит. А Вера?
– Верочка-то где? Где?.. Нету? Чё один-то приперся?
– Ууу, да ты приуныл, приятель. За стойкость дух-ха!
«Ха» он выдохнул после того, как запрокинул голову и вылил в рот содержимое рюмки. Затем он заставил меня сделать то же самое. Ощущение как после карусели. Все куда-то падаешь, падаешь…
– Вера, Вера пришла! Вставай!
– А?.. Правда? – ничего не понимаю.
– Да нет, это я так, пошутил. В общем, давай по последней и на этом закругляемся. Вставай! Выпрямляйся. За прямоту, что ли?
Лешик лижет меня в лицо. Фу-ты, пакость какая! Я дернулся к стене. Нет, это Луцик. Кышш! Кышш! Скидываю кота на пол.
Луций поднимает меня с пола, а Лешик обиженно мяукает. Лу? Разве Я упал? Нет-нет, просто отдыхаю.
Утро. Я лежу на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Ноет голова, немного подташнивает, но в целом состояние терпимое, если учесть, сколько мы выпили. Кстати, а сколько мы выпили? Я открываю глаза и переворачиваюсь на спину.