Само воплощение зла инструктирует своих танцоров за сценой и изливает потоки менструальной крови. Мадонна – в своем земном обличье. Пьет из пинтовой кружки человеческую кровь. И излучает сатанинскую уверенность в своих силах. Когда она делает шаг, за ней тянется шлейф зеленоватого дыма. Слабый, но едкий запах серы разъедает глаза. В мощных студийных динамиках грохочет «Ночь на лысой горе».
Зет, как я понимаю, начал писать предисловие к своей половине книги. Может, мне стоит дождаться, пока он не закончит свои гротески и арабески, где сплошь – темные тайны, разврат и фантазии? Может, мне стоит сперва прочесть Z, а потом уже редактировать и свою писанину, пытаясь придать ей более-менее литературный вид? Ну, хотя бы вид черновика…
Он читает мне, что написал.
Бархатный занавес медленно раздвигается. Пространство клубится дымом; красные лазерные лучи призывают на землю адский огонь. На сцену вальяжной походкой выходят танцоры: черные пидоры. Это темный разгул, разнузданная вакханалия зла. Они совокупляются прямо на сцене под оглушительный грохот классической музыки. Мой сфинктер сжимается в гневе. В стигийской тьме перекошенное лицо Педрилы светится желтым. Он ухмыляется. У него заостренные зубы наподобие звериных клыков. Фелляцио Джо ублажает его орально – вылизывает ему задницу языком. Каким-то непостижимым образом он умудрился засунуть всю голову в зад своему оберфюреру-извращенцу. Жеманница Мэри пихает в задницу Фелляцио живых щенков питбультерьера – такая вот изуверская содомия. Бедные животные. Меня тошнит от омерзения.
И вдруг… вот где истинный ужас. С потолка падают дети. Грудные младенцы. Они все еще живы: они охвачены пламенем и истошно кричат от боли. Пахнет говном и пожаром. Музыка оглушает. Двадцать четыре танцора из гомоэсесовцев продолжают свою злоебучую содомитскую оргию – пихают животных друг другу в задницы, в такт грохочущей музыке. Стробоскопы, сухой лед и лазерные лучи создают визуальное оформление для этого гомосексуального Освенцима-Диснейленда.
Неожиданно музыка умолкает. Только один басовый барабан продолжает медленно стучать, как яйца пидора-некрофила стучат о зад мертвеца, когда тот сношает бездыханное тело. Ритм, выбравшийся из безумия. Сама Царица Чума – железные сиськи с шипами вместо сосков; змеи-пенисы, копошащиеся в волосах – выплывает из белого дыма, словно мерзостный угорь, обитатель загаженного водоема, где сплошные экскременты и химикаты. Ее окружает синее пламя и тучи навозных мух. Ее губы – в крови. Когда она выпевает слова, у нее изо рта вырываются клубы черного дыма. Она поет заглавную композицию с «Несговорчивой сучки».
– Я – смерть, – шипит она в микрофон.
С ее подбородка течет что-то синее, вязкое. Зрители зачарованы. Коллективное черное богоявление.
– Вонючее грязное чрево всех извращенных желаний.
Все провоняло немытой пиздой.
– Боготворите меня.
Как Грейс Джонс, только пакостнее и злее.
– Все унижение и боль я отдам вам. Никогда не довольствуйтесь тем, что есть.
Она берет огромное бронзовое распятие и втыкает его себе между ног. Она мастурбирует в такт грохочущей музыке. Кровь хлещет на сцену. Танцоры слизывают ее с пола, ползая на карачках.
– То, что есть, – этого мало, – воет Мадонна. Все шоу выдержано в древнеегипетском стиле, и жуткий танец Мадонны напоминает древнеегипетские изображения: руки и ноги вывернуты под неестественно прямыми углами. Она срывает с себя стальной лифчик и начинает выдавливать яд из грудей. Струя ядовито зеленой кислоты бьет прямо в глаз одному из танцоров. Он истошно кричит, падает на пол и бьется в конвульсиях. Один из его верных товарищей прыгает на него, садится верхом и яростно пялит в задницу, чтобы его оживить. Мадонна поворачивается задом к зрителям, наклоняется и пердит пурпурной эктоплазмой.
Младенцы, охваченные огнем, по-прежнему падают с потолка, словно цветки адской вишни. На заднем плане – стена ревущего пламени. Разумеется, зрители в зале, околдованные Рупертом Молохом и его приспешниками, видят совершенно иное. Мы с Биллом прозреваем истинную реальность, только благодаря дару особого видения – потому что мы с ним вкусили священных лапландских грибов. Царица Чума подходит к своему смертоносному синтезатору, сосредоточию зла. Билл болезненно морщится. Его лицо покрыто испариной; очки в стиле Энди Уорхола съезжают на кончик носа. Я кладу руку ему на плечо, чтобы поддержать и успокоить. Говорю ему, чтобы он уже подбирался поближе к стойке с усилителями.
Музыка резко умолкает; на сцене гаснет свет. Секундное затемнение. Содомская сучка объявляет свою следующую песню: «Лучше сделать аборт в Аду, чем стать матерью на Небесах». Музыка обрушивается как лавина грохочущих камней. Мадонна бешено вертит головой – голова проворачивается на все 360 градусов, – из напрягшихся членов в ее горгонической гриве бьют струи отравленной черной спермы. Она возобновляет свой жуткий древнеегипетский танец. Ее руки и ноги двигаются, как на шарнирах. Танцоры пялят друг друга с неистовой яростью. Я едва сдерживаюсь, чтобы не блевануть.