Иногда я вообще не понимаю, что Гимпо пытается мне сказать. Нет, говорит он нормально: не заикается, нарушением речи не страдает, – и акцента у него нет. Просто частенько бывает, что он начинает фразу где-нибудь с середины, видимо, предполагая, что его собеседник знает, к чему сказана эта фраза. Как будто нормальный линейный поток человеческой речи записали на пленку, потом разрезали и склеили заново, в произвольном порядке – примерно так и общается Гимпо. Может быть, это последствия контузии, которую он получил на Фолклендской войне; после чего еще и перманентно оглох на одно ухо. (Он служил артиллеристом на корабле – из тех, что стояли «в укрытии» за линией горизонта.) А может быть, это все потому, что Гимпо – из Манчестера.
Я человек «ливерпульской ориентации», так что я по природе своей ненавижу Манчестер – и ненавижу «Манчестер Юнайтед». Единственное, что у них было хорошего, у «Манчестер Юнайтед» – это Денис Лоу. Ладно, я понял: про футбол больше ни слова. Но я все же добавлю, уже про Манчестер в целом: город скучнейший. В смысле, он невъебенно достойный, солидный город; созданный честным, тяжелым трудом. Народ там упертый и очень простой: либо ты трудишься в поте лица, либо ты безработный и бедный – но это достойная, честная бедность. А Ливерпуль? Это, как говорится, совершенно другой подвид утконосов.
В Ливерпуле нет ничего упертого или простого. Это город, где стираются грани между сознательным и подсознательным; город, где по глухим закоулкам проходят межзвездные лей-линии; город, построенный на нечестных доходах. Это чувствуется в самой атмосфере; проглядывает ненароком в скрытых карнизах викторианских особняков, которые строили для себя отошедшие на покой капитаны морских судов Ост-Индской компании. Есть там и что-то от средневековой иудейской культуры, привнесенной евреями, спасавшимися от погромов – из Восточной Европы, через Ливерпуль, в Новый Свет. Евреи, садившиеся на трансатлантические пароходы в конце XIX столетия, увозили с собой все свои 6000 лет суеверий, замкнутости на себе и мистических тайн, так что, конечно же, что-то осталось и в Ливерпуле: забытый или потерянный в суматохе багаж – или же брошенный, чтоб не тащить с собой лишнюю тяжесть. Когда Карл Густав Юнг видит сны, ему снится Ливерпуль. Только в Ливерпуле может открыться Школа Языка, Музыки, Игры слов и Снов, со школьным гимном «Мы юные юнги».[7]
Может быть, кто-то не въехал, при чем тут вообще Ливерпуль, когда речь идет о поездке на Северный полюс с Элвисом, об обретении внутреннего младенца Иисуса и спасении мира? Ну, девочка, ну, еб твою мать. Что вы хотите, чтобы я сделал? Пустился в детальные описания кафельной плитки на полу в зале выдачи багажа в хельсинском аэропорту? Тут ведь дело такое: в реальной жизни все просто, человек перемещается во внешнем пространстве из пункта А в пункт В, то есть ведь и внутренние пространства, и мысли часто уносятся в сторону, и подчас забредают в какие-то странные дебри, и одна мысль влечет за собой другую – и так практически до бесконечности. Так что, любезный читатель, давай-ка сам поработай редактором и пойми, что тут важно, а что – не очень. Может быть, именно эти бессмысленные отступления станут ключом, что откроет замок и освободит младенца Иисуса. Или, может, я сам чего-то недопонимаю, и через несколько дней, или месяцев, или лет, когда я попробую отыскать скрытый смысл в этом бессвязном, казалось бы, бормотании, мне вдруг откроется, что да, тайна Вселенной – прямой путь к нирване, – сокрыта в кафельной плитке на полу в зале выдаче багажа. Подмывает сказать: это вряд ли, – но я промолчу. В конце концов, дзен-мастер я или нет? Просто мне скучно сидеть и ждать, пока не покажется сумка Гимпо и Z.
Z тасует свою колоду Таро.
Ага, вот она, сумочка. Старая заслуженная суменция, потрепанный ветеран стольких безумных поездок. Удивительно, как она еще держится – даже при помощи трех рулонов широкого скотча.
Хельсинская таможня: никакой электроники, никаких мониторов – никаких проблем. Вермахтовский «Luger» времен Второй мировой войны и двадцать боевых патронов в заднем проходе у Гимпо благополучно минуют кордон, равно как и содержимое черного докторского чемоданчика Билла.