Герой продолжает свою громоподобную речь. Теперь его густой мужественный баритон звучит в тишине, ибо все звуки смолкли – все замерло и внимает.
– Виновник Зла, безвестного досельНа Небе и до бунта твоегоНеведомого даже по названью,А ныне изобильного! ВзгляниНа беды ненавистной всем борьбы,Которые по праву на тебяИ на твоих сообщников падутБезмерно тяжело! Как ты возмогНарушить благодатный мир Небес,Злосчастие в Природу привнести,Не бытовавшее до мятежаПреступного! Как заразить дерзнулСвоею злобой тысячи других,Когда-то верных, чистых, а теперьЗапятнанных изменой! Не мечтайРасстроить бунтом наш святой покой.Тебя изгонят Небеса; приютБлаженный не потерпит мрачных делНасилья и войны. Изыди в Ад,И да изыдет заодно с тобой,В обитель Зла, твое исчадье – Зло,И вся твоя бесчестная орда!Там смуту сей, покуда этот меч,– Бензопила карающая то есть, —В моих руках твою не начал казньИль месть, которой дал Господь крыла,Внезапная, иная ниспадет,Тебя низвергнув, для горчайших мук![20]Гимпо задумчиво почесал в затылке и озадаченно пернул. Я тоже был в полной растерянности, не понимая, какого хрена наш доблестный Фабио изъясняется столь замысловатым слогом, и о чем он вообще говорит. Но было в нем что-то такое… он мне напомнил архангела Гавриила. Мадонна прошла вперед и встала на краю сцены, залитой кровью. Все замерло. Она впилась в Фабио черным взглядом и заговорила:
– Ты не тщисьУгроз воздушных ветром испугатьТого, кому деяния твоиНе страшны: разве в бегство обратилТы из моих бойцов хоть одного,Слабейшего? И разве тот, кто пал,Непобежденным не вставал опять?Неужли проще справиться со мной,Властолюбивый, с помощью угрозИ повелений? Зря не уповай!Не этим завершится ратный спор,Который бедоносным ты честишь,А мы считаем славным. Наша цельДостичь победы, или Небо в Ад,Измышленный тобой, мы превратим;Коль нам не царствовать, мы будем здесь,По крайней мере, вольными. НапружьВсю мощь и на подмогу призовиВсесильного, – как ты Его зовешь.Не отступлю; тебя-то я искалПовсюду – издалека и вблизи!Я по-прежнему не понимал, что происходит, но стихотворчество Мадонны явно взбесило Фабио. Причем взбесило изрядно.
– В смысле? Я выгляжу старше?
Наш доблестный гетеросексуальный воин взлетает на сцену и одним взмахом пилы отрубает Царице Тьмы обе сиськи.
– Ну, нет, не совсем, то есть… э… в общем, да.
Гомоэсесовцы окружают его со всех сторон. И прежде, чем Чиппендейлы поспевают на помощь своему вождю, один из злобных пидоров срывает с Фабио его боевые трусы и пытается ухватить его за член – смертельное оскорбление для Чиппендейла.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду.
Но, дорогие читатели, позволю себе сделать маленькое отступление: Винс и Ларри тоже совсем не такие, какими мы представляем себе Чиппендейлов, даже если и понаслышке. Винс совсем невысокий, пять футов семь дюймов, не больше; у него короткие волнистые волосы, и он носит очки – круглые очки в тонкой проволочной оправе. На нем обычные слаксы и скромненькая футболка. Ларри больше похож на Чиппендейла: он высокого роста, у него роскошная грива крашеных черных волос, искусственный загар и холеная грудь – его рубашка расстегнута сверху, так что про грудь я могу заявить с полной ответственностью. Но не сказать, чтобы это были такие красавцы, что «умереть и не встать». Кажется, именно так выражались женщины примерно в 1992 году.
Все, с меня хватит. Я тоже вступаю в эту фекально-кровавую сечу, разя своей боевой бензопилой – Парцифалем – направо и налево. Уложив около дюжины гомиков, я встаю перед адской сучкой и говорю ей:
– Я ненавижу ненавистных Богу! Очищу Небо от бунтовщиков, низвергну в уготованное им угрюмое жилье, где цепи тьмы их изнурят, где станет их точить бессмертный червь! – Я не знаю, откуда взялись эти слова, но богохульная сучка, похоже, перепугалась.
– Господи! – выдохнула она. – Назаретянин!
Без лишних слов я набросился на нее, схватил ее за волосы – пенисы-змеи извивались у меня в руке, – и впечатал ее лицом в пол. Ее голова раскололась, как спелая дыня. Я выковырял ей глаза своим ножиком, яростно выебал во все дыры, включая и развороченные глазницы, и порубил ее в фарш.
– Да, Билл, на ваших концертах вы собираете около 10 000 зрителей, а мы – всего-то от 800 до 1000, но с каждым спектаклем зрителей все больше и больше, – говорит Ларри. А я думаю про себя: «Он так говорит, как будто мы оба играем в рок-группах и оба рвемся к успеху, когда успех определяется тем, сможешь ли ты собрать стадион. А что это за спектакли у Чиппендейлов – об этом ни слова. Хотя… может быть, Чиппендеилы в будущем станут великой рок-группой, а сейчас у них просто такой период… период экзотических мужских танцев, причем большинство понимает их творчество в корне неправильно. Или это их постмодернистский комментарий к современному положению дел в сфере поп-развлечений? Или они пытаются превзойти самого Джефа Кунса, некоронованного короля китча?