— А жена? — вдруг спросит досужий и высоконравственный гражданин. И получит в ответ: «А при чем тут она?»
— Но ведь измена!
— Игра. И никакой измены нет.
— Не понял?
— Для непонятливых: измена — это, когда семья разваливается, когда дети остаются без родных отца или матери… Все остальное — игра!
— А любовь?
— Любовь — святое чувство, но оно кончается там, где начинается семья, переходя от супругов на их детей, оставив самим супругам лишь клубок сложных отношений и взаимных обязанностей! Даже жизнь у нас конечна, что же тогда говорить про любовь…
Однако не станешь же выкладывать все это Мальвине, как не станешь озвучивать и то, что часов до двадцати четырех придется по видеозаписи восстанавливать сценарий следственного эксперимента, о чем уже условился с Андреевым — специалистом по технике». Не станешь же объяснять, что еще надо зайти к начальнику отдела и договориться о новом завтрашнем доставлении подозреваемых в отдел для предъявления им обвинения и допроса в качестве обвиняемых; что надо еще сочинить это самое обвинение, а потом двумя пальцами отпечатать на машинке в двух экземплярах; что надо отпечатать в пяти экземплярах на каждого обвиняемого постановление об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Что столько этих «надо» — и все через одни следовательские руки!
— Не нужен мне никакой автопатруль! Я хочу, чтобы ты меня проводил, — откровенно надула капризно губки Смирнова. — Мне кажется, что с тобой надежней! Вон как быстро преступление раскрутил! И я даже не знаю, как тебя отблагодарить?.. Точнее, знаю. И решила. Но ты… — зарделась краской смущения и решимости.
И как бы от переполнявшего ее волнения, как бы невзначай, присела на краешек рабочего стола следователя. Полы шубки распахнулись, соскальзывая с коленей и обнажая упругие икры слегка раздвинутых ног. Из-под короткой юбчонки непорочной белизной блеснули трусенки.
«Ах, ты, Марья-искусительница, соблазнительница, доморощенная, Евено семя! — подумал Паромов, вставая со своего стула. — Заставляешь проявлять настойчивость. Не хотелось, но придется».
Он взял Мальвину за крохотную и горячую ладошку — признак оказания доверия — и попросил встать со стола:
— В отделе считают, что садиться на стол — дурная примета, приносящая только хлопоты и неприятности. Так что, нельзя садиться на крышку стола. И благодарности никакой не надо. Чистосердечного спасибо достаточно. А преступление ни я один раскрывал. Весь отдел. Знаете, Мальвина Васильевна, отошло в историю то время, когда сыщики-одиночки чудеса творили. Сейчас одному это не под силу, хоть будь он супер супермен! Сейчас коллективный разум торжествует. Так-то! А одиночки? Им место только в кино и книгах-детективах, — нес явную неоколесицу и чепуху.
— А я тебе, следователь, не верю, — капризничала Мальвина, но ладошку не убирала. — Ваши все поначалу меня подозревали. В первую очередь! Ведь так? И только ты разобрался и понял, что и как! — Она обволокла следователя голубым океаном своих глаз. Устоять перед ними не было сил.
Видит Бог, как следователю хотелось плюнуть на все и всех — и утонуть в этом голубом океане. Еще бы секунда, и была бы заперта на замок дверь, погасла электрическая лампочка под потолком, и лежала бы Мальвина на столе, опровергая все дурные приметы, с высоко задранными ножками, попискивая и постанывая от удовольствия и праздника плоти. Сколько раз уж такое бывало! И не у одного Паромова. Правда, с другими женщинами, никаким образом не зависящими от профессиональной деятельности старшего следователя. И дурные приметы не действовали тут и не мешали! Но удержался. Субординация, черт бы ее побрал!.. Повел аккуратно Мальвину к выходу из кабинета.
— Пойдемте, пойдемте, Мальвина Васильевна. Провожу до дежурной части. А то мы с вами точно тут до утра останемся.
— А я не прочь! — В бездонных глазах веселые бесенята хоровод водят! — Дома одной страшно!
— Возможно. Но обойдемся пока без глупостей. Вам надо домой, а мне — работать! — менторским голосом настаивал он.
— Что же ты, следователь, гонишь несчастную женщину. Почему отказываешь ей в помощи. И где твой профессиональный такт, где этика? — Подзадоривала она.