— Говорю, что не знаю, значит, не знаю. Он домой с улицы пришел с перерезанным горлом. А зовут меня Мальвиной. Мальвиной Васильевной, — уточнила она на всякий случай, чтобы сотрудники милиции не подумали, что действительно умом тронулась.
И опять затряслась, мелко-мелко, по-собачьи, с жалобным безысходным воем.
Её ответ и удивил, и ошеломил членов СОГ. Поначалу, когда услышали, что потерпевшего забрала бригада «Скорой помощи», подумали, что рана несерьезная, и, как высказывался отделовский эксперт-криминалист, одним йодом вылечат. Обрадовались. Потом, видя безутешный плач Мальвины и услышав приговор врачей, что с такими ранами не живут, сникли. А тут еще, по-прежнему, одна неизвестность в вопросе: кто порезал?..
— Мальвина Васильевна, мы сочувствуем вашему горю, — вмешалась Подаркова. — Но вы, пожалуйста, соберитесь и ответьте на наши вопросы. Мы постараемся быстро. Но без некоторых уточнений нам этого не сделать. Поймите нас. Пожалуйста.
Повисла минута молчания. Мальвина Васильевна собирала силы и нервы в кулак, чтобы более толково ответить на вопросы.
— Спрашивайте, — тихо произнесла она.
— Значит, муж порезан не в квартире?
— Да.
— Что да? — вновь взял инициативу опер.
— Не в квартире.
— А ссора у вас была? — не отставал Фролов, несмотря на осуждающий взгляд Подарковой.
— Да не то, чтобы ссора, а… — женщина замялась подыскивая определение супружеской размолвки.
— Не обязательно ссора, может какой-нибудь конфликт, которому вы не придали значение, — смягчила Марина Юрьевна вопрос оперативника, заданный слишком резко и прямолинейно.
— Была, но еще вечером.
— И чем закончилась?
— Помирились.
— Вот и хорошо, — порадовалась за Смирнову Подаркова, одновременно вызывая у последней доверие к себе и подталкивая на продолжение беседы. — С соседями он не ссорился?
— Нет.
— Был трезв или пьян?
— Трезвый был, — после секундной заминки прозвучал неуверенный ответ.
— Так трезвый или нет? — нажала Марина Юрьевна, уловив заминку.
— Говорил, что немного выпил с какими-то ребятами возле подъезда, грамм пятьдесят. Те его угостили. Но это было еще в девятнадцать часов.
— Так, так… — подбадривала Подаркова.
— Я его за это отругала. Он извинился, попросил прощения, и я его простила. Так что, не думайте, никакого скандала не было.
Следователь поощрительно кивала головой, предлагая собеседнице продолжать разговор. Опер и участковый внимательно слушали, но когда дело дошло до просьб о прощении, Фролов, хоть на секунду, но не удержался от неудовлетворительной, если, вообще, не презрительной гримасы. Не любил опер, когда мужчины просили прощения у женщин.
— Потом мы поужинали… Затем я пошла принимать ванну, а Артем, то есть, муж мой стал смотреть телевизор.
— И что дальше?
— Около двадцати двух часов он погнал наш автомобиль в гараж. И почему-то его долго не было. Я легла в постель. Жду его, а его все нет и нет. Опять разозлилась. Время за двенадцать ночи, а его все нет! — всхлипнула она. Всхлипнула коротко, надрывно. — Это я виновата. Я…
Опер насторожился. Как огромный черный мастифф сделал стойку, рассчитывая на признания.
— Это я виновата, — повторила Мальвина. — Я!.. Он так не хотел ехать, так не хотел отгонять автомобиль в гараж… Словно чувствовал! Все просил возле дома оставить на ночь… Говорил: «Ничего с ним, с автомобилем, не случится, если одну ночь на улице перед домом постоит!» А я его не слушала, все гнала и гнала, все поторапливала… Это я виновата! Я!
Опер расслабился, поняв, что речь идет совсем не о признаниях. Что это лишь очередной выплеск горя и эмоций.
— Потом, примерно в половину второго вдруг слышу, что будто кто-то скребется в нашу дверь. Сначала не придала этому значения, но затем подумала, что Артем водки нажрался и не может дверь сам открыть…
Члены СОГ слушали, не перебивая. Женщина, увлекшись рассказом, перестала плакать, только похлюпывала изредка носиком. Все боялись неосторожным вмешательством сбить ее с мысли и возвратить в омут горя и плача. Вопросы могут подождать.
— Встала, открыла дверь, — продолжала Мальвина. — Он лежит возле порога. Освещение у нас, сами, наверное, видели, тусклое, поэтому сразу не разобралась, что он ранен. В сердцах накричала на него, что такой, сякой, нажрался. А в ответ только какой-то хрип, да мычание…